Хотя Трисда, равно как и остальные четыре Покоренных острова вошли в состав Меридианной империи более шестидесяти лет назад, ее жители все еще слыли грубыми, невежественными крестьянами, каковыми и являлись, когда имперские войска их только-только поработили. Губернатор Дранья надеялся, что замужество его старшей дочери поможет изменить ситуацию: когда она войдет в аристократическое семейство, на него самого тоже станут смотреть с большим почтением. И уж конечно, этот союз принесет ему больше власти.

– Это письмо ничего не доказывает, – заявила Телла.

– Оно подтверждает, каким добрым и внимательным явл…

– На бумаге любому легко притвориться добрым и внимательным. Ну, сама посуди: иметь дело с нашим отцом может захотеть только такой же отъявленный злодей, как и он сам.

– Не смей так говорить!

Скарлетт выхватила письмо у сестры из рук, убеждая себя, что Телла заблуждается. Даже мягкий аккуратный почерк графа говорит о том, что он истинный джентльмен. Будь он к ней равнодушен, разве стал бы так часто писать, пытаясь развеять ее страхи? Разве пообещал бы забрать обеих сестер в Валенду – столицу государства Элантинов, избавив тем самым от влияния их деспотичного отца?

В глубине души Скарлетт опасалась, что граф может оказаться совсем не таким человеком, какой виделся ей в мечтах, но хуже, чем в родном доме, с ним уж точно не будет. К тому же, ей никак нельзя ослушаться отца, чье зловещее предостережение до сих пор эхом отдавалось у нее в ушах: «Если бракосочетание сорвется, у твоей сестры будет кровоточить не только лицо».

Поэтому Скарлетт ни за что не поставила бы под угрозу предстоящее замужество ради призрачной возможности выиграть исполнение желания на Каравале.

– Телла, – попыталась она образумить сестру, – если мы самовольно уедем с Трисды, отец выследит нас и отыщет хоть на краю света.

– Тогда мы хотя бы увидим этот край света, – возразила та. – Уж лучше я умру на чужбине, чем останусь жить дома или, еще хуже, окажусь запертой в доме твоего графа.

– Ты же на самом деле ничего такого не думаешь! – пожурила сестру Скарлетт.

Она терпеть не могла, когда Телла бездумно бросалась громкими заявлениями, а слова «Уж лучше я умру!» так часто слетали с ее губ, что Скарлетт опасалась, не подумывает ли сестра в самом деле о самоубийстве. К тому же Телла, похоже, вообще не принимала в расчет опасности большого мира. Бабушка рассказывала им не только сказки о Каравале, но и истории о молодых женщинах, у которых не было семьи, готовой защитить от бед. Девушки, пытавшиеся самостоятельно найти дорогу в жизни и по неопытности полагавшие, что берутся за достойную работу, попадали в бордели или работные дома, где влачили жалкое существование.

– Ты слишком многого боишься! – заметила Телла, с трудом поднимаясь на ноги – они тряслись так сильно, что едва ее слушались.

– Что это ты задумала?

– Надоело мне ждать служанку, которая битый час станет хлопотать над моим лицом, а потом насильно уложит в постель до самого вечера. – Подняв с пола упавшую шаль, Телла обмотала ее вокруг головы, прикрыв покрытую синяками половину лица. – Чтобы уплыть завтра с Хулианом, мне прежде нужно о многом позаботиться. Для начала известить его о том, что на рассвете я приду в порт.

– Постой! Не делай ничего сгоряча!

Скарлетт бросилась за сестрой, но догнать не успела: Телла проворно взбежала по ступеням и выскочила из винного погреба.

Из-за повышенной влажности воздух на улице был густым точно кисель, и во дворе уже пахло морской солью, как обычно после полудня. Похоже, на кухни уже доставили улов и, блуждая в поисках сестры под облупившимися белыми сводами галерей и вымощенными глиняной плиткой переходами, Скарлетт неизменно ощущала преследующий ее тяжелый рыбный запах.