– Ну, что в школе задают читаю. – ответил Макс и вспомнил с каким отвращением он читал то, что задавали в школе. И мыслей каких-то от прочитанного у него никогда не возникало. Возникала только одна мысль – прочесть побыстрее, ответить кое-как на уроке и забыть всю эту ерунду.

– А то, что не задают, читаешь?

Макс промолчал, пережёвывая орешки.

– Не читаешь! А раз не читаешь, то и дневник не ведёшь! Имбецил обыкновенный! – воскликнул Саныч и показал пальцем на Макса.

– Задолбали! – закричал Макс, вскочив со скамейки. – Только обзываться и умеете! А сами тут все долбанутые на всю голову! Один зануда-душнила страшный, другой сумасшедший садист и истеричка в придачу!

– Ну есть немного, да. Не без этого. – невозмутимо вздохнул Саныч и закинул себе в рот очередной орешек. – Так на чём мы остановились?

– На дневнике. – зло буркнул Макс.

– Так вот есть немало людей которые вели и ведут свои дневники. Мне вот дневники Пришвина очень понравились.

– А чужие дневники читать нельзя! – воскликнул Макс.

– Не совсем так. – ответил Саныч. – Если автор жив, то только с его разрешения. А если автора нет в живых, то с разрешения его близких или по завещанию самого автора. Некоторые свои дневники и дневники своих близких как книги издают. А если в живых нет ни автора, ни близких то можно прочитать и без спроса. Если б автор не хотел, чтобы его дневник читали он бы его сжёг или надёжно спрятал бы.

– И вот из такого дневника – продолжал Саныч. – можно слепить отпечаток человеческой души. Ну а потом, можно загрузить этот отпечаток (с кой-какими правками разумеется) в мозги биоробота, вместе со всей другой нужной информацией. Так можно получить биоробота со своим уникальным характером.

– Значит в тебя, Глашу и Аркадия загрузили чьи-то дневники? – догадался Макс.

– Не дневники, а один дневник. – ответил Саныч. – Жил когда-то один бездельник и мечтатель и вёл он свой дневник. Это был мой прототип. А прототипами Глаши и Аркадия стали его близкие люди, о которых он в своём дневнике писал.

– Неужели на свете когда-то жил живой Аркадий! – вскрикнул Макс. – С ним же рядом нормальным людям находиться невозможно!

– Представь себе, жил. Только звали его по-другому. Есть негласное правило: не давать биороботам точных имён своих прототипов.

– А прототип Глаши также лила слёзы из-за всякой ерунды?

– Понимаешь, и у людей, и у биороботов есть в душе слабые места. Если эти места задеть случайно или специально, и человек и биоробот будет выведен из состояния равновесия и будет плохо выполнять свои функции.

– И какое же слабое место у Глаши?

– Глаша хорошо выполняет свою простую работу по хозяйству. Ничего другого она делать не умеет. И она хочет, чтобы к ней относились с уважением, а её труд ценили. И если кто-то проявляет к ней явное неуважение, то это выводит её из себя. Ты сам видел.

– А у Аркадия?

– Аркадий тоже требует к себе уважения. Но это не самое слабое его место. Он смирился с тем, что его работа в Карантине ужасно недооценена, и с тем что оценить её как надо здесь никто не в состоянии. Самое слабое место Аркадия – это одиночество.

– Разве Аркадий не умеет справляться со своим одиночеством? Ты же сам рассказывал мне о том, как с одиночеством нужно справляться!

– Уметь то он умеет. Вон какой себе бункер отгрохал в одиночку. Руки у него золотые. Только ведь хочется ещё чтобы рядом была родная душа! А какая у биоробота с таким характером может быть рядом родная душа? Сам сказал, что нормальный биоробот с Аркадием не уживётся, а два Аркадия рядом друг друга поубивают. Прототип Аркадия был ужасно одиноким человеком, хотя виду не показывал. Если как следует наступить Аркадию на эту его больную мозоль, то его можно запросто вывести из строя.