- А знаешь, что больше всего бесит меня в твоих привычках?

- Догадываюсь, но послушать интересно.

Открываю один глаз - мне просто интересно, какое сейчас у Игоря выражение лица. Он улыбается - легко и вежливо, лишь краешком губ, словно с точностью до вздоха знает, что я сейчас скажу, а слушает лишь для того, чтобы отдать мне дань уважения.

И я озвучиваю то, что действительно очень давно раздражает меня в самом близком во всем этом грёбаном мире человеке. Друг… А друг ли он мне? Скорее брат, пусть не кровный… Ведь не каждый кровник сделал бы столько для своего родного человека, как для меня сделал Кот. Я вот совсем не уверен, что будь жив мой сводный брат, то он сделал бы хоть что-нибудь похожее …

Кот же совсем чужой в сущности человек, который мог со спокойной совестью пройти мимо моей жизненной трагедии и не заморачиваться. Но именно он этого не сделал.

- То, что ты всегда в курсе всех дел, но молчишь. Бережёшь информацию похлеще того, как известный старый скряга Скрудж берег свои золотые монеты.

Кот на моё такое, почти детское возмущение, смеётся от души, а отсмеявшись и утерев выступившую влагу с уголков глаз, говорит:

- Андрей, ты мне льстишь… Я, конечно, знаю многое, но отнюдь не всё. А молчу, даже если что-то знаю, чаще всего тогда, когда вижу, что информация принесёт человеку скорее вред, чем пользу. Вот, возьми. – протягивает мне папку белых листов и грифель.

- Только поешь вначале.

Взяв предметы в руки, открыл папку и, привычно обхватив пальцами грифель, начал выводить очередную несуразицу на девственно белом листе. От указа Кота привычно отмахнулся со словами:

- Одно другому не мешает.

- Ну-ну… Вискарь не получишь, пока не поешь.

- Хорошо, мамочка. Слюнявчик не забудь мне надеть, вдруг замызгаюсь… - высказался в раздражении. Как с маленьким ребёнком, ей-богу! Мне уже под тридцатник, а он ведёт себя со мною, словно нянька с грудничком.

- Не язви. – огрызнулся Игорь, обидевшись.

- Ладно, извини.

- Жуй. – буркнул мне в ответ.

Послушно начал есть поданный к столу плов и весенний салат. Как ни странно, аппетит всё же пришёл во время еды, и я впервые за неделю насытился без ощущения, что ем опилки.

Покончив с едой: я продолжил рисовать, а Кот приступил к священнодействию, что предшествует любой мужской медитации под названием «нажраться и выговориться» - наполнил квадратные бокалы виски и бросил в них по два кубика льда.

- Кот, что тебе уже известно? – спросил я, глядя пустым взглядом на серые линии будущего рисунка.

- В смысле? – подняв брови в недоумении, уточнил Кот.

- О нас с Сеней… - внёс конкретику в предыдущий вопрос.

- А уже есть «нас»?

- Не придирайся к словам, ты понял.

- Извини, Андрей, но нет, не понял… - хмыкнул Кот и, покачав по кругу кубиками льда в бокале, отпил янтарный напиток.

- Ты видел девчонку всего два раза и уже говоришь «нас». Не слишком ли спешишь? Понимаю, понравилась, и всё такое…

- Я её знаю чуть больше года, а вот она меня, похоже, хрен знает сколько…

- Что, прости?

- Я же говорю, всё сложно…

- Ты уж постарайся разъяснить, потому что биографию Коваленко я изучил от корки до корки ещё тогда, когда она занималась лечением Тимофея, и ты, друг мой, и близко там не маячил. Ваша первая встреча состоялась, по моим сведениям, в клинике в день ранения Тимофея.

- Игорь, мы уже больше года гоняем вместе на байках по ночам… - признался, а ощущение, словно прыгнул голым в прорубь в самый разгар крепких крещенских морозов.

- Твою мать, Андрей! Опять? – Кот подорвался с места и начал мерить шагами пространство вокруг.

- Что опять? Я гоняю на старом аэродроме! Сам или с ней!!!Все! Никаких тусовок и дилеров!