- Перестанет тошнить, - озвучить цель для чего мне нужна рука, не посмела. Это прямое нарушение запрета.

Женщина косо на меня посмотрела, но руку дала.

На ощупь она оказалась мягкая, как сметана, и такая же жирная, как сметана. Захотелось одернуть ладошку и отереть ее о себя. Но я переборола неприятное чувство. Похоже, что не только женщине может внезапно стошнить.

- Закройте глаза, - приказала. И тут же вспомнила как я произносила подобную фразу в другой обстановке.

Бросило в жар. Хорошо, что Каратель не обратил на меня внимание. Не узнал. У меня душа укатилась в пятки, случись обратное.

И как только я обратила на него внимание в том ресторане?

А почему нет? Спросил внутренний голос. Мужчина видный. На такого грех не посмотреть. В форме так, вообще, огонь. Можно использовать в качестве модели на плакаты с лозунгом «А ты записался в ряды вооруженных карателей демонстрантов?».

Мысленно захихикала.

- Ой, - воскликнула женщина, задергав рукой. - Жжется.

Я посмотрела на ладонь - красная, словно обварена кипятком.

- Еще тошнит или уже нет? - спросила, разрывая контакт. Кажется, я переборщила с лечением. Все же при непосредственной передачи силы сложно контролировать ее объем.

- Что тут происходит? - рявкнул офицер, появившийся в проходе.

- Она меня обожгла, - принялась жаловаться женщина, показывая руку. На коже волдыря не было, а краснота все еще присутствовала, выдавая мое воздействие.

- Вот, дура! - воскликнула девица с другой стороны. И непонятно к кому относился возглас, ко мне или к пышногрудой соседке.

Думала, что за нами никто не наблюдает, а оказалось, что все несколько иначе.

В глазах офицера я увидела свой приговор. Надо же было так бездумно вляпаться. Похоже, что одним штрафом за несанкционированный митинг я не отделаюсь.

Вот и помогай после этого людям, думала я, когда меня вели по коридору полицейского участка. На допрос. Как сказал конвоир, не отстававший ни на шаг.

Лучше бы я дала себя обрыгать, запоздало подумала, входя в полутемную камеру с прозрачным окном на всю стену.

Это я вляпалась. Сходила на мирную демонстрацию, что называется.

- Ожидайте, - коротко сказал офицер, оставляя меня одну.

Чего ожидать? Кого ожидать? Я испуганно посмотрела вслед мужчине.

Поежилась.

Как-то в один миг стало холодно. Обхватила себя руками. Или это от нервов? Точно и не скажешь. Термометра на стене нет. Прошлась из стороны в сторону. Пять шагов в одну, пять в другую. Потом опять. Пять туда, пять обратно. И так несколько раз.

Казалось, будто стены давят со всех сторон. Если замереть, не двигаться, то они сожмут, расплющив.

Похоже, что у меня приступ клаустрофобии. Хотя ею никогда не страдала. Даже в лифтах.

Сразу в голову пришли мысли о пытках во время допроса. Я бросила взгляд на блестящий, словно отполированный лицами преступников, стол. На стул, стоящий параллельно к крышке стола.

Когда-то я слышала, что в пыточных камерах стулья так же как и столы прикручены к полу, чтобы задержанные не могли использовать их в качестве оружия.

Я с подозрением посмотрела на предметы мебели. Возникло желание проверить догадку.

Подошла ближе. Потихоньку тронула стул. Не двигается. Я толкнула его чуть сильнее. Стоит на месте.

- Его надо оторвать от пола и переставить на другое место. Он на магнитных защелках, - резко повернулась на голос.

В комнату неслышно вошел полицейский. А я даже не слышала. И как у них получается двигаться, словно они коты, а не живые люди.

Этот солдат империи отличался от предыдущего лишь цветом волос, да большей уверенностью в глазах. В них прямо читалось «ну что, детка, попалась?».