«Вот сейчас, – думал он, высматривая в окне мужскую фигурку в серой дубленке и шапке из черной норки, – появится папа, скажет нарочито грубым голосом: "Чего расселись? А ну, пошли отсюда!", и увезет нас с мамой домой – туда, где мы были когда-то так счастливы».

Едва Романов снял с себя серую дубленку с шапкой из черной норки, как позвонил по мобильному телефону Никита Малявин. Торопливо поздоровавшись, спросил: где он, Вася, находится, и чем в данный момент занимается.

– Ничем. К сыну в гости пришел, – ответил Романов. – Раздеваюсь вот… А что?

– Они ведь, кажется, живут на Пушкина, возле универмага?

– Да.

– Какая квартира?

– Сорок вторая. Тебе-то зачем?

– Я тут рядом нахожусь. Могу зайти. В общем, жди меня, никуда не уходи. Скоро буду.

Романов сказал, что надо бы поговорить с Элеонорой, спросить, можно ли им встретиться на ее территории, на что Малявин ответил: "Конечно, можно! О чем базар?" и прервал связь.

– Кто это? – спросил Игорь.

– Дядя Никита. Сказал, что скоро придет.

– К кому придет? К нам?!

– К вам.

Игорь тут же бросился к двери ванной комнаты.

– Мама, мама, ты слышала! – задергал дверной ручкой. – К нам сейчас дядя Никита придет!

Элеонора вышла из ванной. В свои тридцать восемь лет она выглядела так, словно последние годы провела в глубоком анабиозе. Ее слегка заспанное лицо выглядело свежим, как после полуденного сна, чуть припухшие глаза взирали на мир с каким-то наивным детским удивленьем. И только частые прорези морщин на шее под подбородком указывали на то, что молодость давно прошла, и к формированию ее нового облика приступила старость.

Вытирая мокрые волосы розовым махровым полотенцем, Элеонора спросила: кто такой дядя Никита, и с чего это он вдруг должен прийти к ним.

– Ну как же! – воскликнул Игорь. – Неужели ты забыла дядю Никиту! Это лучший папин товарищ! Он передачу ведет – "Криминальный репортаж" называется! Вспомнила?

Услышав о том, что к ней в гости пожалует сам Малявин, чья фамилия в городе известна каждому, кто когда-либо имел в доме телевизор, Элеонора принялась приводить себя в порядок. Подсушила феном волосы, подкрасила губы, подвела ресницы. Покрасовавшись перед зеркалом и оставшись недовольной увиденным, на глазах Романова сменила длинный халат на короткое выше колен платье.

– Муж-то не заревнует, увидев, как ты перед чужим орлом перья распускаешь? – усмехнулся Романов.

– Не говори глупостей. Мой муж адекватный человек. Он не ревнует.

– Ну-ну.

– А ты, вместо того, чтоб хамить, лучше б за хлебом сбегал. В доме крошки нет.

– О чем ты говоришь, мама? – вступился за отца Игорь. – Дядя Никита с минуты на минуту должен прийти, а нам с папой еще поговорить надо!

Элеонора презрительно, так, словно была уверена в том, что разговор опять пойдет о каких-нибудь несусветных глупостях, махнула рукой. Спросила Игоря: о чем он интересно собирается говорить с отцом.

– О вечеринках с шалавами, с которыми он таскается каждую неделю?

– Элеонора! – повысив голос, укоризненно покачал головой Романов.

– Ты бы хоть людей постеснялся, что о тебе в газетах пишут! О сыне подумал! Как ему про отца-то родного такое читать? Ну, ладно б, тебя одного затычкой обзывали, не жалко, но ведь и Игоря так могут начать звать! Как ему такое терпеть придется?

– Я уверен, его никто не начнет так звать. Успокойся, пожалуйста.

– А тебе откуда знать? Ты у него в школе в этом году хоть раз был?

– Нет, но собираюсь.

– Нет, так и не надо! Нечего тебе туда ходить – сына позорить. А то у всех, понимаешь, отцы как отцы – бизнесмены, начальники, солидные люди – и только у одного нашего – тусовщик!