Учительница с восторгом описывала красоту и блеск имперской столицы, но взяла с Андрея обещание никому об этом не рассказывать.

Мальчик не до конца понимал, почему не стоит распространяться о таких интересных вещах. Но спрашивать не решался. Ему нравилась эта таинственная недосказанность, которая делала их дружбу еще крепче. Сам Андрей немного стеснялся этой дружбы, боялся, что сверстники будут смеяться над ним, и скрывал ее даже от родителей.

Однажды, когда Андрей в очередной раз подрался с одноклассником, который постоянно делал ему пакости, Анна Генриховна строго отчитала Лисицына перед всем классом. Мальчик был потрясен. Ему казалось, что его предали. «Она ведь знает, что я прав! – думал он, спрятавшись в школьной раздевалке и размазывая по щекам слезы. – Как она посмела?! Больше моей ноги у нее не будет».

Потом, спустя много лет, Андрей со стыдом вспоминал этот эпизод. Анна Генриховна не могла поступить по-другому – она должна была казаться беспристрастной, да и он сам повел себя не лучшим образом. Но тогда его захлестнула обида, и, будучи ребенком, он реагировал так, как реагируют дети, – жестоко, не думая о последствиях. На дополнительные занятия к Анне Генриховне он ходить перестал. Она, конечно, переживала, скучала, но не настаивала – старенькая учительница знала, что рано или поздно их пути все равно разойдутся.

Без влияния Анны Генриховны Андрей стал еще задиристее. Постоянно лез на рожон, если считал себя правым. Родители пытались что-то объяснять ему, говорили, что он позорит звездочку октябренка, а мальчик в ответ лишь смотрел исподлобья и шумно сопел.

Зоя Ефремовна пробовала приглашать в гости ребят, с которыми он дрался. Угощала их конфетами, придумывала общие игры. Ей не хотелось, чтобы сын прослыл хулиганом. Андрея же это злило, – он не собирался первым мириться со своими обидчиками. А тут еще мама выставляет его трусом и слабаком. Несколько раз он наотрез отказывался выходить из комнаты к гостям. А мальчишки, съев все конфеты, которые родители доставали с огромным трудом, просто убегали во двор.

В конце концов в дело вмешался отец. Решив, что неуемная энергия сына требует выхода, он отвел его в секцию по боевому самбо. Там ребят учили не только разным приемам, но и основам спортивной этики. Тренировки сделали свое дело: Андрей стал спокойнее, увереннее, уже не лез в драку по пустякам, научился договариваться. У него появились друзья.

Но ничто не радовало его так, как поездки в Ленинград с родителями. Особенно в начале лета, когда можно было гулять до позднего вечера. Пару раз они даже оставались посмотреть, как разводят мосты. Именно тогда, глядя, как в сизой дымке под двумя пролетами-крыльями проходят катера, Андрей пообещал себе, что будет жить здесь, в этом городе – с другими людьми, другими домами и даже под другим небом.

Каждое лето родители отвозили Андрея и Валю на каникулы к бабушке и дедушке на Ставрополье. Андрею нравилось бегать и купаться, но ничего необычного, пожалуй, там не происходило. Если не считать лето, когда ему исполнилось десять. Как раз тогда деду, ветерану войны и труда, по случаю выхода на пенсию совхоз подарил цветной телевизор – первый на весь район, не считая председательского. Телевизор стоял на почетном месте, накрытый кружевной салфеткой, и каждое утро бабушка аккуратно протирала его специальной тряпочкой.

Это был 1974 год, шел чемпионат мира по футболу, который СССР бойкотировал. Тем не менее по телевизору матчи транслировали, и соседи собирались у них в доме перед экраном. Андрей впервые увидел настоящий футбол. Больше всего его поразила игра «летучего голландца» Йохана Кройфа. Да и сама сборная Нидерландов – техничная, молниеносная – впечатлила мальчика. Он очень расстроился, когда голландцы внезапно уступили ФРГ в финале. С тех пор Андрей стал ярым фанатом футбола. Он сколотил команду из местных мальчишек и все лето провел на поле за совхозной школой. А когда вернулся домой, попросил отца записать его в футбольную секцию.