Ла! Ма! Ама! А-а-а! ама. Ма-ма. Мама. Мама.

Лиза взглянула на Альберта. Тело его полулежало уютно на белом сиденьи дивана, а подбородок касался груди. Ипполит бросил Альберту на колени книгу и вышел в другую комнату. Лиза приблизилась к Альберту и опустилась на пол возле него. Уткнулась лицом в ткань на его плече. Ей временами казалось, что она готова отдать этому человеку слишком уж много, и ни одно его проявление не виделось ей чрезмерным. Звуки из туалета, запах зубов, складки кожи, и даже перхоть – всё это было ей мило и дорого. Всё это было родным, и оттого прекрасным необъяснимо. Не отрывая взгляда от книги, Альберт рассеянно опустил ладонь на макушку Лизы. Она благодарно вздохнула и заключила: мы с ним – одно. Мы подходим друг другу как лайковая перчатка и живущая в ней день за днём рука. Впрочем, тут же оговорилась она, это ещё не всё. Можно ли рассказать кому-то, как сплетаются отражения на лакированной дверце? Победитель выносит тело любимой из боя, воздев над собой как флаг. Как тряпичная кукла, в которую ласково проникает рука кукловода – одушевленная каждым движением пальца – она покоряется так. Бесстрашно летит в пространство, в которое рушатся стены комнаты, дома и мироздания. Мужчина ведёт свою шакти строго вперёд, крепко держа за локти, сквозь удивление и туман. Она делает неуверенные шаги к собственной сути, и от касаний ее ступней взлетают стайки колючих искр. Навстречу ей из молочной мути выступает незыблемая вершина, и воздух становится празднично-золотым. Изумленная радостью дэви в янтарных всплесках стремится к цели, чтобы коснуться собой снежного острия.

Вершина ей покоряется. Новая высота кружит голову, и дыхание становится будто бы ни к чему. Но несколько терций спустя женщина чувствует, что эта вершина была только первой ступенькой сияющей лестницы, и путь наверх уже невозможно остановить.

Лиза прижалась горячей щекой к мягкой ладони Альберта. Каким же невзрачным и скучным с виду бывает мужчина, знающий бесконечность!

Я, безусловно, счастливая – упоенно вздохнула Лиза.

Она устроилась поудобнее, открыла свою тетрадь и записала:

"Процессы поглощения и выделения чего бы то ни было телом и сознанием идентичны сами себе и всему мирозданию. Вдох и выдох, любовь и ненависть. Вращаясь на оси времени, «я» обращается к внутреннему реактору, производящему ток в теле или в уме. Залитые солнцем слияния рек, невидимые иголки, которые ищут в высокой траве прихожане забытых церквей.

Мы гуляем по парку.

Асфальт безупречно крепок под слоем лиственной шелухи. Ты идешь со мной рядом и говоришь, что реально то, что можно потрогать. Мы идем вшестером: я, какой себя вижу я, обнимающая того, каким я тебя вижу. Ты, каким себя видишь ты, обнимающий ту, которую видишь ты.

И двое реальных людей идут через желтые волны тоски, обнимая за плечи друг друга."

Лиза немного подумала и зачеркнула тоску.

Объявили посадку. Гурьбой топоча по трапу, людишки заполнили самолет. Пристегнувшись, Шумлянский простился с холодной Москвой за стеклом и закрыл глаза.

Взлетели.

Лиза-нежная появилась во сне практически сразу, как будто его ждала. Потянулась к нему, распростершись на лоскутках полей и дорог.

Лиза.

Белые плечи, ласковый профиль, пряди змеились до горизонта под округлым носом его самолёта. Лиза-сонная перевернулась во сне на живот, и ее волосы затянули Альберта в ночь. Альберт шёл по сельской дороге от города, вдоль фруктовых садов, спящих за каменными заборами. Мелкие камешки разбегались от его ног.

Альберт внутренне знал, что ищет ребёнка с глазами карими, и уверенно шёл вперед. Альберт очень устал, и едва волочил ноги. Он не мог оглянуться. Не мог повернуть назад. Мир тяжело лежал на его плечах, укутанных пледом колючим.