Когда мы пристыковались к шлюзам орбитальной станции Серпы, у меня больше не было совершенно никаких причин надолго задерживаться на корвете. Дела были все сделаны, а мои обязанности как слухача на «Лунном свете» заканчивались со стыковкой к станционном шлюзу. Максимально выгодно продать добытые ценности было уже заботой Бера и Тера. Моё дело теперь было находиться на связи и вовремя вернуться на следующий поиск по вызову капитана. Обычно он оповещал нас об очередном вылете за неделю.

Ещё в своей каюте на корвете я стянула с себя надоевший рабочий комбинезон и с наслаждением надела легкомысленное совершенно неуместное на корабле ярко-жёлтое льняное платье с широким поясом и расходящейся к низу юбкой.

Большое зеркало на стене послушно продемонстрировало мне симпатичную довольно улыбающуюся молодую женщину среднего роста с правильными аккуратными чертами лица и неплохой фигурой.

Я подмигнула своему отражению в зеркале, и оно лукаво подмигнуло мне в ответ. Мы друг другу явно нравились. Косметика сделала мои черты ярче, а серые глаза больше и выразительнее. Широкая юбка платья волнами колыхалась у щиколоток, а ниже красовались изящные золотистые туфельки на низком каблучке.

Спору нет, рабочие брюки и комбинезоны – вещи, конечно, в полёте весьма удобные и от вплетённых в материал нужных для работы микросхем многофункциональные. Однако ведь не передать словами наслаждение от струящейся и ласкающейся к ногам лёгкой почти невесомой ткани! Приходится признаться, что его можно получить только от юбок и платьев, колыхающихся вокруг ног. Ради такого наслаждения коммуникатор или голоком может временно побыть не в нагрудном кармане комбинезона, а в висящей на плече изящной дамской сумочке, располагаясь рядом с зеркальцем и расчёской.

Волна каштановых волос, освобождённая от заколок, рассыпалась по спине и, надеюсь, прибавила мне очарования. В общем, мне нравилось, что я снова стала красивой женщиной, а не рядовым бесполым членом команды «Лунного света».

Было очень приятно, когда мужчины родного экипажа, стоявшие у шлюза, встретили моё преображение искренними восхищёнными возгласами и якобы удивлённым присвистыванием. Чему тут удивляться, если за четыре года мои проводы у шлюза постепенно стали похожи на своеобразный ритуал.

Рабочая гусеница превращалась в яркую бабочку, и после каждого полёта я выпархивала к мужчинам совершенно преобразившись.

– Нинейс, я уж и забыл, какая ты красотка! – аккуратно за плечи приобнял меня Стен и лукаво подмигнул. – Каждый раз боюсь, что за время отдыха тебя кто-нибудь у нас уведёт. Ты поддашься на чьи-нибудь настойчивые уговоры, забудешь про наш корвет и упорхнёшь на другой корабль. Не представляю, что мы тогда будем делать!

От Стена пахнуло чистотой, свежестью и хорошим парфюмом. Захотелось поплотнее прилепиться к его локтю и вдыхать этот заманчивый букет и дальше. Спасало только то, что я осознавала эту хитрую невидимую глазу, но прекрасно ощущаемую носом уловку нашего бирмианина. Он, со своим чуть расширенным диапазоном восприятия, прекрасно разбирался в запахах и действии феромонов на оголодавшие гормоны женского организма. Из болтовни в кают-компании я знала, что Стен собрал коллекцию притягательных для женщин ароматов и ни капли не сомневалась, что он совершенно сознательно без зазрения совести пользовался этой коллекцией во внерабочее время.

– Надеюсь, скоро увидимся, – навис надо мной высокий Громи и протянул голубоватую ладонь с длинными пальцами. – Ты там думай над новыми методами поиска. У тебя прекрасно выходит. А программу мы сляпаем.