Глава 11

Через десять минут мы уже сидим вдвоём в небольшом, но уютном кафе, попиваем кофе и болтаем обо всём и ни о чём.

Неожиданно для самой себя я обнаруживаю в Кожине интересного собеседника. Я ловлю себя на ощущении, будто знаю его уже многие годы, настолько мне легко с ним общаться. Мы с ним словно настроены на одну и ту же волну.

Ещё больше меня поражает в Михаиле то, что он умеет не только хорошо рассказывать, но и слушать. Его умный, внимательный взгляд вдохновляет меня на какие-то длинные рассказы.

Я сама не замечаю, как успеваю изложить ему чуть не всю свою биографию. Это я-то, человек по натуре скрытный!

Позже, анализируя этот вечер, я пойму, что из нас двоих больше трепалась я. Он же, в основном, шутил и расспрашивал меня, изящно уходя от большинства моих вопросов.

О себе Кожин рассказал очень мало: тридцать девять лет, разведён, живёт один. Уже год как увлёкся сочинительством. Пишет в свободное от работы время, но, если первые романы будут пользоваться спросом, с удовольствием перейдёт в статус профессионального писателя.

Вот, пожалуй, и всё, что я узнала о нём в тот вечер. То есть, по большому счёту, ничего. Но я почти физически ощущала огромное обаяние его личности. Я чувствовала себя, как сухой лист, упавший в бурный поток и влекомый куда-то в неведомую даль.

Просидев в кафе несколько часов кряду и выпив, наверное, весь имевшийся у них в наличии кофе, мы, наконец, выходим на улицу. Кожин останавливает проезжающее мимо такси.

Ныряя с холодной улицы в тёплую глубину машины, я уже хочу поблагодарить его за этот джентльменский жест и попрощаться, но он опускается на сиденье рядом со мной:

– Разрешите вас проводить. Я хочу быть уверен, что с вами ничего не случится, и вы благополучно будете доставлены домой.

Я для приличия слабо протестую, но мне приятна такая забота обо мне. Я так давно её не ощущала.

Не оставляя мне выбора, Кожин захлопывает дверцу автомобиля. Я называю водителю адрес и наше такси, плавно тронувшись с места, плывёт по освещённому жёлтыми огнями городу, а мы всё говорим, говорим, как будто два старых друга, которые не виделись десять лет.

Уже стоя на моём крыльце, мы всё никак не можем расстаться, увлечённые беседой.

Я чувствую себя немного хмельной от такого количества мужского внимания, неожиданно свалившегося на меня. Я несу всякую чепуху, уже боясь остановиться, потому что не хочу прощаться с этим человеком и своими руками обрывать такой чудесный вечер.

Я разглагольствую, глядя прямо в эти серые глаза с холодным стальным оттенком, и вдруг, к собственному страху, понимаю, что читаю в них обожание. Так в мелодраматических фильмах мужчина обычно смотрит на женщину перед тем, как её поцеловать. Осознав это, я испуганно замолкаю на полуслове.

Повисает пауза. Мы стоим, как два дурака, глядя друг на друга, и молчим. Я не выдерживаю и произношу жутко банальную фразу:

– Почему вы на меня так смотрите?

– Как так? – ещё более банально отвечает Михаил, продолжая ласкать меня взглядом.

– Так пристально, как будто… как будто оцениваете.

– Разве? Я, между прочим, вас уже давно оценил. В первое же мгновение, как увидел.

– Да? И на сколько же баллов я «потянула»? – пытаюсь я всё ещё перевести выходящую из-под контроля ситуацию в шутку.

– На двенадцать, – не задумываясь отвечает Кожин.

Я даже прихрюкиваю от такой наглости.

– Маловато. Это по какой же шкале?

– По шкале Рихтера. По максимуму. Вы потрясающая женщина. Вас надо оценивать только по той же шкале, по которой оценивают землетрясения.

И, не давая мне опомниться, он целует меня.

Поцелуй длится несколько мгновений, но они кажутся мне целой вечностью. Первой разрываю его я и, отпрянув, спрашиваю чуть охрипшим голосом: