Такое положение дел, которое устраивало британского премьера, сохранялось до последнего времени. И вот странное сообщение от Керра.

Черчилль тяжело выполз из-за стола, медленно подошёл к карте Европы, на которой флажками были отмечены последние передвижения всех, в том числе и Советских, войск, и долгим, тяжёлым взглядом провёл по линии Восточного фронта, от Прибалтики до Чёрного моря.

Большевики после открытия Второго фронта чересчур ускоренными темпами принялись продвигаться к Европе. И ладно, когда они освобождали свою территорию, хотя Западную Украину, Западную Белоруссию и Прибалтику Черчилль, как и Миколайчик, никак не желал представлять в составе Страны Советов. Но с этим следовало смириться. Черчилля беспокоило иное: те территории, на которые премьер положил глаз как на плацдарм в будущих, а он был в этом уверен, вооружённых конфликтах с «дядюшкой Джо». Причём в этих предполагаемых конфликтах инициатором Черчилль видел не себя, а Сталина. То были территории Польши, Чехословакии, Болгарии, Румынии, Венгрии и, естественно, Германии. На данный момент начали сбываться «Тегеранские предсказания»: Сталин вышел к границам Польши. Что ж, они этого ждали. Дело оставалось за поляками: те должны были правильно повести себя во время оккупации страны Красной Армией. Под пониманием «правильно» Черчилль имел в виду разработанный план «саботажа» советских войск, который бы привёл к неизбежному конфликту. Который, в свою очередь, привёл к новым переговорам со Сталиным и появлению совместного «большевистско-демократического» правительства, которое бы, в свою очередь, благодаря поддержке Британии и США, также мирно, вскоре прекратило существование и превратилось в демократическое правительство, без коммунистов. Да, всё было детально продумано, и Армия Крайова специально не вступала в крупные столкновения с немцами, чтобы сохранить силы для данной операции. И он, Черчилль, теперь старался избегать любых конфликтных тем в переписке с «дядюшкой Джо», тем самым присыпая недоверчивую бдительность последнего. И Миколайчик, по приказу Черчилля, в последнее время всеми силами пытался наладить разорванные во времена Сикорского отношения с Москвой. Всё шло так, как было запланировано. И вдруг непонятный призыв к восстанию!

Премьер с силой хлопнул ладонью по карте в том месте, где были обозначены войска маршала Рокоссовского, после чего вернулся к столу, вынул изо рта неизменную сигару, окунул её кончик в бокал с коньком, снова сунул в рот. Спиртной привкус приятно охолодил ротовую полость. Рука сама собой опустилась на трубку телефона.

Спустя несколько секунд в трубке послышался знакомый, спокойный, уверенный голос руководителя СИС[2] генерал-майора Стюарта Мензиса.

– Слушаю, сэр.

– Стюарт, – Черчилль придвинул бокал с коньяком ближе к себе. – Викерс до сих пор занимается польским вопросом?

– Так точно, сэр.

– Он в Лондоне?

– Да.

– Пусть подготовит мне последнюю информацию по Польше и через два часа явится с докладом.

– Вас интересует исключительно Польша или сам «польский вопрос»?

Черчилль медленно поднёс бокал к губам. Он понял замысловатый вопрос Мензиса. Доклад мог состоять из одной или двух составных. Первая составная – нынешнее положение Польши, находящейся под пятой фашистской Германии. Вторая составная – планируемое будущее Польши после её освобождения. И если в первой составной главную роль играли силы Армии Крайовой, подчинённые Британскому правительству, то вот во второй следовало спрогнозировать действия СССР.

Премьер сделал маленький глоток, едва промокнув губы.