А ждал его новый корпус, совсем на похожий на заведения данного профиля. Скорее, здание больше напоминало современный санаторий со спа-зоной. Со строгой пропускной системой, конечно. С охраной и множеством замков. Но внутри было ново, просторно, даже стильно.

Хотя Борису бы больше подошел старый корпус, который бы мрачно, щетинился колючей проволокой. Чтобы там были палаты для особо буйных и особо охраняемых – по решению суда.

Но Бориса никто не судил. Во всяком случае именем Российской Федерации. Так что он жил в комфортных условиях. Для него они, собственно, и были созданы. Новый корпус возвели на деньги спонсора – отца Бориса. Известного предпринимателя, мецената, сенатора.

Сергей отдал документы – свой паспорт и бумаги с подписями и печатями – дежурному на входе. И ему выписали пропуск. Это было одним из условий. Бориса можно было навещать, чтобы убедиться, что он находится именно здесь, а не где-то еще. И первые годы они делали это регулярно. Вместе с Ильей. Потому что Сергей просто не мог оставить друга одного. А потом как-то все успокоилось, забылось. Последние лет 5 они здесь не появлялись. Потому что даже очень сильная боль не может длиться вечно. И теперь хотелось, чтобы ничто не напоминало и не бередило старую рану. Пока не явилась Евгения Александровна Векшина и не ткнула прямо в самое больное место. Так что зря они расслабились и забыли.

Впрочем, Борис был на месте. На том самом, на каком и должен был быть. Сидел в своей одиночной камере, вернее, светлой палате с большим окном, которое нельзя было открыть. Обстановка в стиле минимализм, но все новое и функциональное, словно номер в приличной гостинице. Но только выйти нельзя. В двери глазок. Так что Сергей лично убедился, что Борис внутри, сидит за компьютером. Без выхода в сеть, – заверили гостя. Просто игры и программирование.

– Все в порядке?

Сергей кивнул сопровождающему.
Так что это значит? Евгения Векшина все-таки соврала им?

– Я поговорю с ней еще раз, – Сергей набрал Илью сразу, как только вышел за высокий забор и сел в машину.

– Это точно он?

– Ну если они не нашли ему двойника или не сделали другому человеку пластическую операцию, чтобы он стал похож. Это точно он. Я его видел. Видел четко. Не со спины и в темноте. Я его хорошо рассмотрел.

– Просто я не понимаю, что ей надо? – вздохнул Илья. – Если денег, могла бы уже сказать об этом прямо. И потом как с этим всем связано то ДТП? Женщина же на самом деле погибла. Это такая угроза? Заплатите, иначе и на вас наедете грузовик? Снесет вашу жизнь, раздавит?

– Отличная версия, Шерлок. Но она не просит денег, – напомнил Сергей. – Не угрожает. Не шантажирует.

– Пока не просит? Это какая-то игра? Мы просто не знаем правила?

– Я поговорю с ней еще раз, – повторил Сергей. – Сегодня уже поздно. Завтра прямо с утра.

– Я сам, – решил Илья.

Конечно, он мог вызвать ее в кабинет. Вот только это был не рабочий вопрос. В своем начальственном кресле за своим большим столом он даже не увидит ее реакцию. Не поймет, продолжит ли она врать, даже не моргнув глазом. Или все-таки что-то отразиться во взгляде этих глаз, которые почему-то, вопреки всякой логике, казались ему красивыми. 
А если снова ее подвезти после работы до дома, он тоже будет смотреть на дорогу, а не на нее. А даже если на нее, то мельком и в профиль. И тогда Илья решил сделать то, что не делал уже 15 лет.

Жене все больше нравилась ее работа. Особенно сегодня. Соцсети реально объединяли. Это было настоящее чудо. Чудо на кукурузном поле. И все радовались за летчиков, за пассажиров, за то, что новости могут быть хорошими. Ей даже не пришлось удалять оскорбительные комментарии. Это, кстати, не лучшая часть ее работы. Читать и убирать негатив, который мог появиться по любому поводу. Даже в чатах библиотеки были те, кто переходил на личности. И даже в постах ко дню рождения Достоевского или Толстого ей приходилось читать, что, если любишь Достоевского, то ты потенциальный маньяк с топором. А если предпочитаешь яснополянского старца, то ненавидишь женщин и в тайне мечтаешь бросить хотя бы одну из них под поезд…