И все-таки оказался в их небольшой компании человек, поглядывающий на Ермошина со скрытой злобой. Господин Лапидаров в первый день просто приплясывал вокруг знаменитого пилота, заглядывал ему в глаза маслянистым взором, первый смеялся шуткам и изо всех сил пытался выставить себя знатоком воздухоплавания. Из-за этого своего восторга он не замечал ни того, как Эльза смотрит на Ермошина, ни того, что Ермошин постоянно ищет встречного взгляда девушки. Но уже на следующий день, после завтрака, когда Лапидаров бросился догонять выходящего из столовой Ермошина, он вдруг резко остановился: молодой человек очень непосредственно взял Эльзу за руку, и девушка не только не отняла руки – сжала его пальцы!

Зато Ермошина тут же атаковал, не обращая внимания на Эльзу, Замятин. Он заговорил, эмоционально жестикулируя:

– О, господин Ермошин, а я ведь видел вас на знаменитом соревновании с голландцем в Одессе! Ван Коллем его звали, помните? Он вас тогда обогнал, но это понятно, ведь вы давно уже не садились на велосипед! Газеты писали, что вы хотите взять реванш. Я уверен – непременно взяли бы! Не повезло голландцу, разбился насмерть…

Они, разговаривая, скрылись за углом дома. Лапидаров с ошеломленным видом смотрел им вслед.

Викентий Павлович все это видел не потому, что специально наблюдал. Он был просто так устроен: не мог не замечать. Вот и сейчас, за ужином, он видел: Лапидаров, уже не скрывая злости, коротко посматривает на Эльзу и Сергея, сидящих напротив. Они переговариваются, смеются, ни на что не обращая внимания, им дела нет до чувств Лапидарова. А тот, как ни злится, все же старается смотреть украдкой. Конечно же, он трусит перед Ермошиным, но зато отыгрывается на Людвиге Августовиче. Они сидят рядом, и Лапидаров что-то раздраженно выговаривает Лютцу. Тот слушает печально и внимательно, как всегда, склонив голову набок.

«Рушатся его матримониальные планы, – с иронией подумал Петрусенко о Лапидарове. – Неужели он и правда считал Эльзу уже своей?»

Не так давно Люся рассказала ему о своем разговоре с девушкой. Когда речь зашла о Лапидарове и его чувствах, Эльза резко вскинула голову:

– Мой отец может отдать ему все, что имеет, но только не меня!

Этот разговор происходил еще до появления в жизни Эльзы молодого авиатора. А уж теперь-то…

«Отдать все, что имеет…» Значит, об этом и в самом деле может идти речь? Чем же все-таки держит Лапидаров хозяина и всю семью? А точнее – чем же шантажирует? Впрочем, Викентий Павлович сам себя уже не первый раз одергивал. Это не его дело! Если бы Лютцы попросили о помощи, тогда бы он не отказал, стал бы выяснять подробности. Но теперь, как бы ни были симпатичны ему Лютцы, все, что происходит, их частное дело. И потом – рядом с Эльзой уже появился человек, способный легко защитить девушку. Похоже, он уже ей не чужой! А раз так, Ермошину под силу отвести достаточно серьезную угрозу от всей семьи.

Следующий день Викентию Павловичу запомнился, как никакой другой здесь, в Баден-Бадене. На то были причины. В этот день особенно ярко светило и грело солнце, а в прогретом воздухе витал такой сильный аромат хвои, словно он стекал в городок по воздушным потокам со всех окрестных гор! От этого запаха кружилась голова, его хотелось вдыхать открытым ртом, чувствуя, как очищаются легкие… В этот день он услышал много интересного и необычного, ближе узнал хороших людей. Этот день сам по себе был прекрасен и наполнен прекрасным настроением. А еще он был последним мирно-интересным днем отпуска Викентия Павловича. Все остальные дни тоже были интересны, но по-другому – тревожно, лихорадочно, напряженно… Но в тот чудесный день Петрусенко об этом еще не знал, как не знал и того, что некоторых своих соседей по пансионату он видит в последний раз.