Она была мне ближе всех. Пока не появился Слава.
– Кира… Кирюха…
Она немного набрала в весе, избавилась от роскошных кудрей и перекрасилась в жгучую брюнетку. От жизнерадостной девчонки и следа не осталось. А взгляд… В нем боль и тоска, горькая обида…
– Наташа, что стряслось? Не просто же так ты вспомнила обо мне, – колет она словами как мечом. – Кофе? Пирожное? Давай перекусим, раз уж ты пришла.
– Кофе, да… И штрудель с вишней, если есть, – бесцветно произношу я.
Не станет Кира меня сдавать Славику… Она его терпеть не может.
Кира передает заказ официанту и возвращается за столик.
– Кир, тебе это может показаться ерундой, но… Славик хочет меня убить.
– Боже… Он поднял на тебя руку?
Понизив голос до шепота, рассказываю о случившемся.
– Ты ведь была тогда права, Кир… Когда пыталась открыть мне глаза на него, а я… Я до смерти его любила. Оправдывала, – с горечью произношу я. – Что ему нужно, не понимаю? Он ведь как сыр в масле катается.
– Полная власть, Наташ. Славик слишком амбициозен, чтобы довольствоваться второстепенной ролью.
– Что делать теперь? Я хочу его уничтожить. В порошок стереть. Я хочу…
– Надо сделать так, чтобы его обвинили в твоей смерти. И его Плутову тоже… Заставить их не спать ночами и искать деньги на адвокатов. Он же хочет, чтобы ты утонула в реке, так?
– Да. Не понимаю, Кир. Может, проще все ему рассказать? Выгнать из дома и отозвать доверенность?
– И что дальше? Думаешь, его это чему-то научит? Он наймет репортеров и закажет сотню заказных статей. Выставит тебя психопаткой и истеричкой. А потом – гордый и одинокий, познакомится с какой-нибудь богатенькой разведенкой. Такую заразу надо выкорчевывать. Истреблять, – кровожадно произносит Кира. – Наказывать.
– Что делать теперь? Дома, я так понимаю, я питаться не могу?
– Нет. Пока придется ему подыгрывать. Наташа, у тебя есть деньги и связи. Вспомни знакомых отца – может, есть среди них тот, кто поможет тебе?
– Кажется, есть… И он очень хороший человек.
Глава 4.
Наталья.
– Ма-ать, пожрать есть что? – кричит из кухни Яна.
Тупо пялюсь в зеркальное отражение, осознавая, что у меня ничего нет… Семьи, дочери, счастья, любви… Ничего. Будто розовые очки безвозвратно упали, лишив роговицу защиты…
Потому глаза и слезятся… Не выдерживают света, кривых стен, людей со злыми лицами…
Вся эта правда валится на меня, как бетонная стена…
И никто ничего не замечает.
Наверное, Яна и слезинки не выронит, если я погибну…
– Что? – отмираю я, заслышав ее торопливые, раздраженные шаги.
– Вот отстой, – кривится она.
– Что именно, Ян? Это ты про меня?
– Рубашка стремная. Не понимаю – ты такая самоуверенная? Или просто глупая? Почему ты ходишь без макияжа и укладки? Носишь эти тряпки и…
– Не смей больше, слышишь? – шиплю я, смахивая с щеки слезу. – Не смей больше разговаривать со мной в таком тоне.
– Папа найдет молодую и прогонит тебя отсюда! Дура! Достала ты меня! Я не должна быть, как ты. Ненавижу тебя!
И я себя ненавижу… За то, что позволила ей пойти в тот проклятый бар на восемнадцатилетие. Янку тогда накачали какой-то дрянью и изнасиловали…
После того случая я составила доверенность на Славу и осела дома. Никуда ее не отпускала. По пятам ходила. Запрещала шататься по клубам, уговаривала восстановиться в университете…
– Ненавидишь? Ты меня ненавидишь?
У меня крышу рвет от боли… Один убить хочет, другая ненавидит. Одна Кира поддержала. И… Юрий Алексеевич – друг отца и юрист. На мое счастье, он владеет частной конторой, имеющей недюжинную репутацию. Мы завтра встречаемся.
А сейчас… Вцепляюсь в плечи дочери и что есть силы ее встряхиваю.