Эвелин почувствовала, как гулко стукнуло сердце.

– Почему же вы пришли?

– У вас тоже сложилась определенная репутация.

– Что это значит? Какая репутация у меня может быть?

– Я слышал, как вокруг все твердили, будто графиня д’Орсе – самая красивая женщина во всей Англии.

И тут вдруг стало так тихо, что она могла услышать дождь, не только барабанящий над их головами, но и бегущий по желобам на крыше. До нее доносилось и потрескивание дров со щепками в камине. А еще она слышала оглушительное биение собственного сердца.

– И мы оба знаем, что это до смешного неверно, – заплетающимся языком еле произнесла она.

– Да неужели?

Странным образом ошеломленная, Эвелин облизнула губы.

– Безусловно, вы согласитесь… Подобное утверждение – сущий вздор.

Грейстоун медленно расплылся в улыбке.

– Нет, я не согласен. Какая вы скромница!

Эвелин не знала, что делать, к тому же теперь она не могла мыслить здраво. Ей еще никогда не приходилось находиться в объятиях какого-либо мужчины, кроме Анри, а муж не был молодым, необычайно красивым или чувственным. Сердце заколотилось еще сильнее. Эвелин охватили тревога и смущение, к которым примешивался некоторый страх, но, главным образом, она ощущала приятное возбуждение.

Эвелин замялась.

– Мне было шестнадцать лет, когда я вышла замуж.

Грейстоун оживился:

– Какое это имеет отношение к тому, что мы обсуждаем?

Она пыталась объяснить ему, что не была по-настоящему искушенной в любовных делах, но теперь это, казалось, не имело значения. Джек Грейстоун был самым привлекательным мужчиной, которого когда-либо встречала Эвелин, и не только потому, что он оказался столь хорош собой. Он был таким в высшей степени мужественным, таким дерзким и самоуверенным, таким сильным! Ее колени подгибались. Сердце оглушительно грохотало. Кожу покалывало.

Эвелин никогда еще не испытывала ничего подобного.

Встав на цыпочки, она приготовилась поцеловать его, их взгляды слились. Глаза Грейстоуна изумленно, с недоверием распахнулись. Но тут же ярко засверкали.

Внутри у Эвелин все оборвалось в ответ на этот взгляд, и она легонько коснулась губами его рта. В то самое мгновение, когда их губы встретились, ее пронзило потрясающее ощущение блаженства.

Эвелин стояла, неумело лаская его губами, и чувствовала себя так, словно тело объял огонь.

Грейстоун схватил ее за плечи и стал целовать. Эвелин задохнулась, потому что его губы были слишком решительными, даже требовательными, и он припал к ее рту с ошеломляющим неистовством.

И Эвелин ответила на его поцелуй.

Непостижимым образом она оказалась в объятиях Грейстоуна. Эвелин прижималась к его мощному телу, которое будто окутывало ее, а ее груди вдавились в его торс. Впервые в жизни Эвелин осознала, каково это – гореть в муках страстного желания. Это лишало разума, заставляло забыть обо всем на свете…

А потом он вдруг отстранился и оттолкнул Эвелин от себя.

– Что вы делаете? – потрясенно ахнула она.

Грейстоун смотрел на нее, тяжело дыша, – его серые глаза возбужденно пылали. Эвелин плотнее обернула халат вокруг тела. Потом схватилась за диван, чтобы удержаться на ногах. Неужели она только что была в кольце сильных рук Грейстоуна? В объятиях совершенно незнакомого мужчины? И когда это прежде кто-то целовал ее вот так – с таким неудержимым желанием, со столь мощным накалом страстей?

– А вы проказница, графиня, – резко бросил он.

– Что? – вскричала Эвелин. Некоторое подобие здравомыслия постепенно возвращалось, и она уже не могла поверить в то, что творила всего пару минут назад!

– Мне очень жаль, что вы в отчаянии, графиня. Мне очень жаль, что вы остались без средств к существованию. Но одной ночи в вашей постели недостаточно, чтобы склонить меня к путешествию во Францию ради вас. – Его глаза сверкали желанием, но в них отчетливо читался и гнев.