Анри забрал Эвелин из этой жизни, заставив почувствовать себя истинной принцессой. Собственно говоря, он сделал ее своей графиней.

Анри был старше Эвелин на двадцать четыре года, и все же мог бы жить да жить. Эвелин пыталась убедить себя в том, что он обрел покой, причем во многих смыслах, но Анри любил ее и обожал их дочь, но явно не был счастлив с тех пор, как они покинули Францию.

В этой стране он оставил друзей, родных, свой дом. Оба его сына от предыдущего брака стали жертвами революции и пали от лезвия гильотины. А еще революция забрала жизни его брата, его племянников и племянниц, точно так же, как и многих кузенов. Эти страдания усугублял тот факт, что Анри так никогда по-настоящему и не смирился с их переездом в Великобританию, не свыкся с тем, что ему пришлось оставить свою горячо любимую страну.

С каждым днем, проведенным в Лондоне, муж все больше ожесточался. Но, вероятно, хуже всего на него подействовал переезд в Корнуолл. Анри ненавидел Бодмин-Мур, ненавидел их дом, Розелинд. В довершение всего муж признался Эвелин, что ненавидит Британию. И не переставал оплакивать все и всех – несметные свои потери…

Эвелин задрожала. За последние четыре года Анри сильно изменился, но она отказывалась честно признаться в этом даже себе самой. В противном случае пришлось бы констатировать: мужчина, которого она любила, давным-давно умер. Бегство из Франции опустошило его душу.

Заботы о муже и дочери в подобных обстоятельствах сами по себе были изнурительными, а когда болезнь Анри завладела им целиком, стало совсем плохо. Теперь силы Эвелин были буквально на исходе. Она задавалась вопросом, сможет ли когда-либо снова почувствовать себя молодой, сильной и красивой.

Она пристальнее вгляделась в свое отражение. В один «прекрасный» день, если оловянный рудник не начнет приносить прибыль, ей будет не на что кормить и одевать свою дочь. И она ни за что не должна допустить такой исход…

Эвелин горько вздохнула. Месяц назад, когда стало ясно, что конец Анри близок, муж сообщил ей: он зарыл кругленькую сумму в золотых слитках на заднем дворе их дома в Нанте. Поначалу Эвелин восприняла его слова скептически. Но муж продолжал настаивать, вплоть до мельчайших деталей описывая место, где спрятал состояние. И она поверила ему.

Если бы Эвелин рискнула, во Франции их с Эме ждало бы богатство. И это состояние принадлежало ее дочери по праву рождения. Это было будущее Эме. Эвелин ни за что не оставила бы свою дочь без средств к существованию, подобно тому как поступил с ней самой родной отец.

Эвелин уже не обратила внимания на очередной пронзивший сердце укол острой боли. Она должна была сделать для Эме все, что в ее силах. Но как же она могла вернуть богатство в семью? Каким образом могла отправиться во Францию, чтобы забрать золото? Ей потребуется сопровождающий, защитник – кто-то, кому она могла бы доверять.

К кому же Эвелин следовало обратиться, кого стоило выбрать в качестве спутника? Кому она могла бы доверять?

Эвелин уставилась на зеркало, словно оно могло дать ответ на этот вопрос. До нее по-прежнему долетали отголоски беседы ее гостей из гостиной снизу. Утомленная и убитая горем, Эвелин решила, что не будет искать никаких ответов сегодня вечером. И все же она почти не сомневалась в том, что знает этот ответ, что он здесь, прямо перед ней; она просто не может увидеть его.

И стоило ей отвернуться от собственного отражения, как кто-то тихо постучал в дверь. Эвелин подошла к спящей дочери, поцеловала ее, укрыла одеялом и направилась к двери.

В коридоре, сгорая от беспокойства, ждал Лоран. Это был худой темноволосый человек с черными глазами, которые расширились при виде нее.