– Я к твоим услугам, госпожа.

Турчанка нетерпеливо махнула рукой.

– «Госпожа», все время «госпожа»! – вскричала она почти в гневе. – Ведь ты же не простой солдат, эфенди, ты сын паши. Зови меня Хараджа.

– Как пожелаешь, – отвечала герцогиня с едва заметной улыбкой.

– Пойдем.

Они вышли со двора и по лестнице поднялись к просторным террасам за зубчатой стеной замка, потом турчанка вошла в одну из башен, приглашая герцогиню следовать за ней.

– Отсюда открывается великолепный вид, и здесь можно поговорить, не боясь, что кто-нибудь нас услышит.

Они поднялись по узкой лестнице, на которой двоим было не разойтись, и после утомительного подъема вышли на самую верхнюю террасу, полностью закрытую зубцами стены. На террасе стояли две кулеврины с изображениями Льва Святого Марка на казенниках.

– Смотри, эфенди, – сказала Хараджа. – Замок возвышается и над равниной, и над морем. С башен гарема султана не было видно так далеко.

Перед глазами герцогини открылась прекрасная панорама: башня была самая высокая из всех.

На западе простиралось лазурное Средиземное море, гладкое как зеркало. На нем кое-где виднелись пятнышки, похожие на бабочек. С юга на север тянулись живописные скалистые берега острова, с крошечными мысами и длинными волнорезами, с маленькими бухтами и глубокими расщелинами, напоминавшими знаменитые норвежские фьорды. На востоке зеленела кипрская равнина, а за ней – горная цепь, которая таяла в прозрачной дали где-то на дальнем горизонте.

В одной из бухт герцогиня сразу узнала галиот и шебеку, стоявшие рядом на якоре.

Глаза Хараджи тоже остановились на парусниках.

– Это твое судно, эфенди? – спросила она, указав на галиот.

– Да, госпожа.

– Хараджа, я же тебе сказала.

– Да, Хараджа.

– Как красиво звучит мое имя в твоих устах! – сказала турчанка, проведя рукой по лбу, словно стараясь спрятать прорезавшую его едва заметную морщинку.

Потом пристально взглянула на герцогиню и снова заговорила:

– Ты спешишь с отъездом?

– Я хочу скорее доставить Дамасскому Льву виконта Л’Юссьера. Если я задержусь, это может разозлить Мустафу.

– А, ну да, ты же приехал за этим христианином. А если я его пошлю под охраной Метюба? Мне кажется, разницы не будет никакой.

– Ты же знаешь, Хараджа, Мустафа любит, чтобы ему подчинялись, и, если я лично не доставлю ему виконта, это может навлечь на меня немилость и опалу.

– Но ты ведь не какой-то там капитан, ты сын паши.

– Отец велел мне повиноваться великому визирю, который взял меня под свою опеку.

Хараджа облокотилась о парапет, уперлась подбородком в ладони и долго молчала, не отрывая глаз от огромной акватории Средиземного моря. Герцогиня тоже молчала, пытаясь угадать, какая мысль не дает покоя этой странной женщине.

Вдруг Хараджа вздрогнула и резко повернулась к герцогине. Глаза ее горели, лоб был нахмурен.

– А ты бы не побоялся, эфенди, выйти на поединок с Дамасским Львом? – спросила она, и диковатые, грубые нотки, прозвучавшие в ее голосе, выдали неожиданный всплеск ярости.

– Что ты хочешь этим сказать, Хараджа? – удивленно отозвалась герцогиня.

– Отвечай на вопрос, Хамид. Способен ли ты встретить лицом к лицу такого противника, как Дамасский Лев?

– Надеюсь, что да.

– Он твой близкий друг?

– Да, Хараджа.

– И что с того? – прошипела турчанка сквозь стиснутые зубы. – Порой рушится даже самая крепкая дружба, и друзья по ничтожному поводу или из-за ревности становятся заклятыми врагами.

– Я тебя не понимаю, Хараджа, – сказала герцогиня, пораженная внезапным порывом возбуждения, охватившим турчанку.

– Ты лучше поймешь меня сегодня вечером, после ужина, мой милый капитан. Освобождение этого христианина произойдет только здесь, но если Мустафа будет вот так отбирать пленных, захваченных моим дядей, то ему придется иметь дело со мной. Пусть явится и атакует меня, если посмеет! Паша стоит выше великого визиря, и флот сильнее сухопутного войска. Пусть попробует!