– А у нас хватит сил?

– Здесь мы оставим только двоих матросов, синьора. Этого будет достаточно, чтобы охранять галиот. Сделаем вид, что подчинились и повернули в море.

Корабль быстро поменял галс и, пока моряки снимали с фонарей кусок паруса, направился к оконечности мыса, чтобы заставить турок поверить в то, что меньше всего на свете им хочется подставиться под кулеврины.

Однако, едва завернув за мыс, галиот остановился, и на воду спустили две шлюпки. У всех уже были наготове пистолеты, аркебузы и холодное оружие.

– Вы, папаша Стаке, командуете первой шлюпкой. В нее сажусь я, Перпиньяно, Эль-Кадур и шестеро человек из экипажа, – приказала герцогиня. – Вы, Никола, командуете второй шлюпкой, вместе с четырьмя матросами. Идем на абордаж неожиданно и начинаем стрелять не раньше, чем окажемся под самой шебекой.

Они сели в шлюпки и бесшумно отчалили, двигаясь на веслах в сторону бухты, решительно намереваясь завладеть вражеским судном.

После того единичного выстрела экипаж шебеки не подавал признаков жизни.

Часовые, уверенные, что этого холостого выстрела хватило и галиот повернул назад, должно быть, снова устроились покурить на свернутых парусах.

Обе шлюпки шли в двух кабельтовых друг от друга, намереваясь напасть на шебеку с двух сторон. Гребцы старались как можно осторожнее орудовать веслами.

Папаша Стаке, сидя на кормовой банке рядом с герцогиней, пристально вглядывался в темноту.

– Странное дело! – воскликнул он вдруг. – Я не вижу больше огней шебеки.

– И правда, перед нами сплошной мрак, – отозвалась герцогиня.

– Синьор лейтенант, вы на носу, вам видно огни?

– Нет, – ответил Перпиньяно.

– И перед нами нет ни дамбы, ни скал, – пробормотал старик. – Может, чертовы турки сами хотят застать нас врасплох? Хотя нам гораздо проще вовремя увидеть шебеку, чем часовым заметить нас. Ну-ка, посмотрим, идет ли за нами Никола.

Он обернулся в сторону маленького полуострова, отделяющего бухту. Менее чем в кабельтове по волнам бесшумно скользила тонкая темная линия.

А вокруг слабо поблескивали какие-то огоньки, словно весла рассекали воду, напичканную светящимися моллюсками.

– А может, это ночесветки сыграли с нами шутку? – с тревогой пробормотал себе под нос папаша Стаке. – Даже моллюски Средиземного моря заделались союзниками Магомета и его приспешников!

Потом чуть громче прибавил:

– Только вперед, ребята. Вот войдем в бухту, тогда и увидим, поджидают нас эти акулы или погасили огни, чтобы сладко поспать.

Шлюпка сделала остановку, покачиваясь на волнах, чтобы старый помощник капитана мог внимательно оглядеться, а потом снова двинулась вперед, медленно приближаясь к небольшой бухте Хусифа.

– Папаша Стаке, – сказала герцогиня, – не лучше ли будет нам высадиться незамеченными?

– Тогда турки быстро обнаружат галиот и захватят его. Какое сопротивление смогут оказать оставленные там двое греков?

– Это верно.

– К тому же нам обязательно надо иметь под рукой судно. Если абордаж удастся, нам нельзя будет оставаться здесь, у берега Кипра, дольше часа. Опасность быть посаженными на кол пока никуда не делась, и такая смерть, клянусь, мне вовсе не улыбается. Я однажды видел, как казнили беднягу-отступника, и двух дней его ужасной агонии мне хватило на всю оставшуюся жизнь, я этого никогда не забуду, даже если буду жить тысячу лет, как кит.

– Говорят, из всех казней, что изобрели турки, эта самая ужасная.

– Чувствовать, как тебе молотком вбивают в тело острый кол, а потом висеть в воздухе, как птица на вертеле, – вещь не самая приятная, синьора.

– Прибавьте к этому, что несчастный может прожить в таком виде дня три, а эти собаки-турки придумали, как усилить его мучения. Они намазывают его медом, чтобы его терзали еще мухи и пчелы.