Едва ступив ногой на верхнюю палубу, папаша Стаке окинул взглядом мачты и экипаж, набранный из бывших христиан, и остался доволен увиденным.

– Крепкий корпус, прекрасная оснастка, моряки с Архипелага, в чьи сердца наверняка еще не просочился свет истины этого мошенника Магомета, отличное вооружение… Да мы сможем посмеяться над галерами этого шута Али-паши, верно, Симоне?

– Хороший парусник, – коротко ответил молодой моряк. – Это точно, если Али-паша попробует нас настигнуть, мы обратим его в бегство.

Мулей-эль-Кадель подошел к экипажу, который выстроился перед грот-мачтой.

– Кто капитан?

– Я, господин, – отозвался энергичный моряк с длинной черной бородой. – Хозяин доверил командовать мне.

– Сдашь командование вот этому человеку, – сказал турок, указав на папашу Стаке, – и получишь премию в пятьдесят цехинов.

– Я к вашим услугам, господин. Хозяин велел мне слушаться человека, который зовется Дамасским Львом.

– Это я.

Грек низко поклонился.

– Эти люди – христиане, – продолжал турок. – Ты обязан им подчиняться, как если бы командовал я. Я беру на себя ответственность за все, что может случиться, учитывая возможную опасность экспедиции.

– Хорошо, господин.

– Кроме всего прочего, предупреждаю тебя: ты головой отвечаешь за свою преданность, и, в случае если попробуешь нанести любой вред этим людям, я найду тебя и накажу.

– Раньше я был христианином.

– Поэтому я и выбрал тебя. Я турок и не доверяю никаким вашим обращениям в ислам, но я не собираюсь вас за это упрекать. Как тебя зовут?

– Никола Страдиот.

– Я запомню, – сказал Мулей-эль-Кадель.

– Клянусь китовой тушей! – пробормотал папаша Стаке, который присутствовал при этом разговоре. – Если бы я был Мустафой, я немедленно назначил бы этого великолепного турка адмиралом мусульманского флота. Он командует как настоящий капитан и говорит как по-писаному. Для турка он просто чудо! И он совсем не твердолобый.

Мулей-эль-Кадель повернулся к герцогине, взял ее за руку и проводил на нос корабля, сказав с грустной улыбкой:

– Моя миссия окончена, синьора, наша партия сыграна. Я снова становлюсь врагом христиан, а вы – врагом турок…

– Не говорите так, Мулей-эль-Кадель, – прервала его девушка. – Как вы не забыли, что я спасла вам жизнь, так и я не забуду вашего великодушия.

– Любой на моем месте поступил бы так же.

– Нет. Вот Мустафа никогда не смог бы забыть, что он прежде всего мусульманин.

– Визирь – это обычный тигр, а я – Дамасский Лев, – с гордостью ответил турок.

Затем, сменив тон, продолжил:

– Я не знаю, синьора, чем кончится ваше приключение и как вы, женщина, хотя и гордая и смелая, сможете освободить господина Л’Юссьера. Боюсь, вам придется столкнуться с большими опасностями, поскольку весь остров сейчас в руках моих соотечественников, а они во все глаза следят за любым иностранцем из страха, что он христианин. Я оставляю вам своего раба Бен-Таэля, человека верного и отважного, не менее чем Эль-Кадур. Если когда-нибудь вы окажетесь в опасности, пошлите его ко мне, и клянусь, синьора, я попытаюсь сделать все от меня зависящее, чтобы спасти вас.

– А ведь вы только что сказали мне, Мулей, будто снова стали врагом христиан.

– Вы неправильно поняли меня, синьора, – ответил он и вспыхнул. – Капитан Темпеста не уйдет так быстро из моего сердца…

– А может быть, герцогиня д’Эболи? – лукаво спросила девушка.

Сын паши не решился ответить. На несколько мгновений им словно овладела какая-то глубокая и мучительная мысль. Потом, встряхнувшись, он протянул герцогине руку и сказал:

– Прощайте, синьора, но не навсегда. Надеюсь, в тот день, когда вы будете покидать остров, чтобы вернуться на родину, мы встретимся.