О господи, думаю. Поводов для особой всеобщей радости не было абсолютно никаких, а я шел себе, с непокрытой головой, погруженный в свои самые сокровенные мысли. Как прикажете объяснить многие события и поступки, произошедшие еще относительно недавно, на моей памяти? Что сказать директору? Подозреваю, что во всем виноват некий природный катаклизм, случившийся в нашем благословенном городе два-три года тому назад. Государь повелел особо об этом не распространяться и не болтать понапрасну направо и налево. Ну, может это была ледяная комета, которая однажды, поднимая тучи едкого дыма и хрустальных брызг, шлепнулась в Екатерининскую канаву – или прямо в Мойку около года тому назад. Скажу вам – и было же грохоту! Странно, что это мало кто помнит. Проходя как-то раз мимо каморки нашего гардеробмейстера, я спросил у него:

«А помните, Алексей Петрович, злосчастную ледяную комету?»

«Ледяную комету? – удивился гардеробмейстер, да так и замер с мокрой шинелью в дрожащих руках – помилуйте, батюшка, не было в наших краях ледяной кометы. Ни ледяной, ни газообразной, ни, прости господи, металлической. Вам, батюшка, наверное, почудилось».

Ну как это не было? Как это почудилось? Куда она упала? В Мойку? В Пески? Или она угодила прямехонько в Гостиный двор? В любом случае перемены огромны. А может, и не было никакой ледяной кометы. Откуда бы ей тут взяться. Полагаю, это сам громовержец Юпитер, пребывая в глубокой божественной меланхолии, запульнул в нас одну из своих разящих молний, каждая в миллион триллионов вольт, не понимаю, честно говоря за что, наверное, за какой-нибудь там пустяк. И после этого мы оказались вроде как внутри мрачноватой, печальной, грустной, но очень даже поучительной и нескончаемой сказки.

Или это я думал о грядущей комете? Которая только еще стучится своим огненным хвостом в верхние края нашего небесного купола, словно взбесившаяся лисица – и только выбирает себе местечко? Куда плюхнуться? И вот чем ближе она, чем отчетливее ее огненное дыхание – и ее сумасшедшее тявканье – тем все больше необъяснимых чудес окружает нас там и тут. Уж поверьте мне на слово.

Я сам сколько раз слышал на Сенной, от подвыпивших торговцев и торговок, что в Ждановке и даже в Обводном канале завелись чудесные сладкоголосые речные девы. А под Троицким мостом наблюдали даже гигантского осьминога. Но за такие нелепые слухи я бы бил прямиком в рожу, прошу прощения, причем очень даже больно. Нету под Троицким мостом никакого осьминога. Я лично заглядывал. Осьминога нет, а имеется только торжественный сумрак. А речные девы если где-нибудь и есть, то только на славной Шпалерной улице. Но это совсем уже другая история. Вообще, конечно, через них много народу пропало, и штатских и военных. Гиблое и скверное местечко, чего греха таить. Это уж никак, никакими архивами не скроешь, и никаким гусиным и уж тем более страусиным пером не вычеркнешь.

Крепость бабахнула, и все кругом вдруг завертелось чуть быстрее и проворнее, все поехало и побежало. «Что ж – подумал я – начнем». Для начала надо бы отыскать несчастную треуголку, сгинувшую в безвестной сырой и запутанной подворотне. Но можно же, при известной ловкости, совместить оба занятия. Поиски треуголки. Поиски янтарного мундира. Поиски капитана. Поиски той самой точки – с чего все началось.

Директор, мятежная и настырная душа, требует меня к себе незамедлительно.

«Что вы, голубчик, знаете о Вячеславе Самсоновиче?»

Мне надо собраться с мыслями.

Я кое-что, конечно, слышал об этом удивительном субъекте. Как не слышать.

Я уже говорил, и еще раз готов напомнить, что по некоторым документам Вячеслав Самсонович – ни кто иной как персидский слон.