Тейлор явно был в прошлом офицером королевского флота, и этот его демонстративный жест сказал о нём гораздо больше, чем длинная речь. Шкипер понимающе кивнул и, полуобернувшись к своим людям, крикнул:

– Ввиду сложившихся чрезвычайных обстоятельств в целях сохранения судна и жизни экипажа и пассажиров я, капитан барка «Амелия», слагаю с себя полномочия капитана и передаю их Джону Тейлору… временно до прибытия в место назначения.

Конечно, капитан, только до прибытия в место назначения. Весьма рад, что вы проявили благоразумие. Прошу вас помочь мне в управлении судном, я ещё плохо знаю его. Какой его максимальный курс против ветра в бакштаг? И позвольте вашу подзорную трубу, – Тейлор вгляделся в приближающийся корабль, и вдруг лицо его, бывшее до того исполненным добродушия и благожелательности, переменилось. Когда он опустил трубу, все увидели глаза беспощадного хищного зверя, изготовившегося к роковому для жертвы прыжку. Все замерли, оцепенев, так разительна была перемена в облике. Теперь никто на судне не смог бы не только не выполнить его приказа, но даже что-то там обсуждать.

– На брасы! Грот и фок под ветер, марсель, брамсель ставить! Живей!

Команда налегла на брасы, поворачивая реи под нужным углом к ветру, марсовые полезли на стеньги разворачивать марсели и брамсели, тут стало ясно, что экипаж укомплектован далеко не полностью, да и качество его оставляет желать лучшего. Для неспешного коммерческого плавания в прибрежных водах он, может бы, и годился, но сейчас для целей новоиспечённого капитана нужно было совсем другое.

Бросив взгляд на кучку стоящих без дела пиратов, Тейлор как-то по-особому, практически не набирая в грудь воздуха, голосом, в котором почти не осталось человеческих интонаций, а только один металл, выкрикнул:

– Команда капитана касается всех! Квартирмейстер, пятерых на грот-стеньгу, остальных на брасы, разбудите этих увальней! Стадо пингвинов, а не команда! Да и те, пожалуй, сделали бы все быстрее!

Это был почти визг, но визг не человека или животного – это был визг раскалённой фрезы, в снопе искр кромсающей железо. Человеческая плоть и дух бессильны против такого напора. Остатки сомнений и воли членов абордажной команды исчезли, как утренний туман при свежем ветре, и она в полном составе понеслась выполнять волю капитана Тейлора, восхищаясь настоящим моряком. Ведь, как они поняли, тот видел живых пингвинов, о которых они только слышали в пересказах тех оставшихся в живых моряков, которых свирепые шторма сороковых южных широт заносили к берегам неведомых ледяных островов. Это одно уже начинало делать имя Джона Тейлора легендой.

Через несколько минут судно обросло всеми парусами, которые только возможно поднять, а точнее, которые были на борту, поэтому по бокам ноков реев не ловили ветер лиселя, а бушприт с одиноким кливером вызвал у Тейлора вспышку ярости, которая, впрочем, быстро сменилась иронической гримасой:

– Осмелюсь спросить капитана Кольерса. Вы так любите море, что никогда не спешите домой в порт или не берёте дополнительных парусов в целях экономии места для груза? В таком случае вопрос о наличии такой тяжести на борту, как парочка пушек, наверное, излишен. Удивительно миролюбивое судно! Я очень любил такие, когда встречал их, стоя на мостике своей «Кассандры», но на этом мостике оно мне нравится меньше.

Капитан, стоявший дотоле с безразличным видом и, казалось бы, безропотно покорившийся судьбе, вдруг словно очнулся и с усмешкой произнёс:

– Сэр, если я скажу, что в трюме случайно лежат не пара, а пять девятифунтовых орудий со всеми припасами, что мы везём для губернатора Нью-Провиденса, то не ухудшит ли моё признание наше положение? А оно незавидное, и я не представляю, что вы можете сделать против тех пиратов. Я насчитал на левом борту шестнадцать пушечных портов. И я также слышал, что фрегатом командует ЭдвардЛоу – этот мерзавец может в ответ на один пушечный выстрел просто потопить нас. Он не грабитель – он убийца! А я ещё хочу увидеть своих внуков.