Мао Цзэдун попытался решить эту проблему с помощью еще одной масштабной кампании, направленной на избавление Китая от «четырех вредителей»: воробьев, крыс, комаров и мух. Для этого он мобилизовал все население, чтобы размахивать палками и метлами в воздухе и создавать шум, который отпугивал воробьев, пока они не выбивались из сил и не падали с неба. Эта кампания оказалась настолько эффективной, что вредители, размножение которых «когда-то сдерживали воробьи (и другие птицы), теперь процветали, что привело к катастрофическим результатам». Мольбы ученых о том, что экологический баланс будет нарушен, были проигнорированы. В конце концов китайское правительство направило в советское посольство в Пекине «совершенно секретный» запрос на 200 000 воробьев с советского Дальнего Востока[45].
Несмотря на усиливающийся голод, китайцы не хотели терять лицо, прося своих российских союзников приостановить экспорт зерна и отложить выплату долгов. Точно так же они были слишком горды, чтобы принять предложения Запада о помощи[46]. Напротив, даже во время самых сильных голодов Китай щедро поставлял, а в некоторых случаях даже дарил пшеницу Албании и другим союзникам. Политика «экспорт превыше всего», принятая в 1960 г., означала, что в разгар голода все провинции были вынуждены передавать государству больше продовольствия, чем когда-либо прежде[47]. Официальная пропаганда режима, рассчитанная на внутреннюю и внешнюю аудиторию, была отчаянной попыткой сохранить видимость, отрицая возможность голода в социалистической системе. Последующие расчеты показали, что изменение политики потенциально могло бы спасти до 26 млн человеческих жизней[48].
Отчаявшиеся граждане писали письма Мао Цзэдуну и главе государства Чжоу Эньлаю, полагая, что они не знают о голоде. Одно из таких писем гласило: «Уважаемые председатель Мао, Чжоу Эньлай и руководители центрального правительства, поздравляю вас с праздником Весны! В 1958 г. наша родина повсеместно совершила Большой скачок… но в восточной части Хэнани, в районах Юйчэн и Сяи, в течение последних шести месяцев жизнь людей была не очень хорошей… Дети голодают, взрослые бедствуют. Они истощены до кожи и костей. Причина – ложные данные о производительности труда. Пожалуйста, прислушайтесь к нашему крику о помощи!»[49]
Партийные чиновники, изучающие ситуацию на местах, столкнулись с ужасными сценами. В уезде Гуаншань они обнаружили выживших, сидящих на корточках среди обломков своих домов и беззвучно плачущих на лютом холоде. По всему Китаю дома были снесены, чтобы обеспечить топливо для доменных печей и удобрения. В Гуаншане четверть населения, составлявшего 500 000 человек, погибла и была похоронена в братских могилах[50]. Нехватка продовольствия усугублялась тем, что от голода умирали миллионы и миллионы животных.
Мао Цзэдун и его товарищи по партии знали о проблемах, но долгое время пытались их оправдать или отрицать. Официальная линия партии заключалась в том, что, как и на войне, эти жертвы были необходимым и неизбежным шагом на пути к славному созданию коммунистического общества в ближайшем будущем. Три года жертв были не слишком высокой ценой за 1000 лет жизни в коммунистическом раю. В июле 1959 г. Мао Цзэдун провозгласил: «Ситуация в целом прекрасная. Есть много проблем, но нас ждет светлое будущее!»[51]
Он прекрасно понимал, что для того, чтобы это светлое будущее наступило, возможно, придется погибнуть миллионам, заявив советским лидерам во время своего визита в Москву в 1957 г.: «Мы готовы пожертвовать 300 миллионами китайцев ради победы мировой революции»