Если согласиться с тем, что едва ли есть более убедительное доказательство величия, чем всеобщая значимость и всеохватная масштабность спора, который вызывает личность, а также способность к возрождению ее идей вопреки их сколь угодно ожесточенному опровержению, и этим критерием измерять величие Маркса, то просто не видно, кто бы мог с ним сравниться в последние два столетия. «Мерами возгорающийся и мерами затихающий», но полностью никогда не затухающий, огонь споров вокруг Маркса подверг испытанию на закаливание огромное, труднообозримое множество его толкований. Но неизменно среди наиболее острых был и остается вопрос об источнике его поразительной притягательной силы. Это признают и над этим ломают голову не только сторонники Маркса, но и его критики.
Первые, естественно, говорят об открытии основоположником научного коммунизма объективной логики всемирной истории, освободительной миссии пролетариата, о революционном энтузиазме трудящихся масс, о вдохновляющей перспективе освобождения человека труда от эксплуатации и угнетения, о построении общества, обеспечивающего условия для свободного развития каждого и всех в соответствии с высшими нравственными и эстетическими критериями.
Вторые, – если иметь в виду только тех, кто действительно стремится найти приемлемое объяснение, и не принимать в расчет тех, кто преднамеренно дьяволизирует своего противника, – обычно указывают на противоречивое сочетание, с одной стороны, определенных научных, политических, революционно-практических, нравственно-эстетических, утопических, экзистенциальных и, нередко, религиозных элементов учения Маркса и, с другой, – социальных ожиданий, психологической предрасположенности и хилиастических настроений масс.
Сам Маркс не ограничивал своих интересов и притязаний ни философией, ни наукой, ни политикой. Он считал себя революционером – борцом за целостное, материально– и духовно-практическое преобразование всей жизни. И хотя религия им причислялась к отчужденным, подлежащим преодолению формам, авторитет и влияние Маркса вполне сопоставимы с авторитетом и влиянием основателей мировых религий. Уже давно существует традиция относить движение, вдохновляемое его именем и идеями, к разновидности религиозного движения.
В знаменитой статье с характерным названием «Карл Маркс как религиозный тип» С. Булгаков, пробуждаясь от гипноза марксовского влияния, намеревался понять, что представляет собой Маркс «по своей религиозной природе? Какому богу служил он своей жизнью?»[6] При этом он учитывает, что Маркс борется с религией «как боевой и воинствующий атеист, стремящийся освободить, излечить людей от религиозного безумия, от духовного рабства».[7] Как же тогда можно считать Маркса религиозным, а не антирелигиозным типом? Этот недоуменный вопрос С. Булгаков намерен рассеять различением религии не только в узком, но и в широком смысле слова, когда вообще человек признает высшие и последние, существующие над ним и выше его, ценности, с которыми он вступает в практическое отношение. Именно в таком, широком понимании религии можно констатировать, что «наиболее глубокое, определяющее влияние Маркса на социалистическое движение в Германии, а позднее и в других странах, проявилось не столько в его экономической программе, сколько в общем религиозно-философском облике».