Улыбалась, когда слышала про сценический образ, согласно которому он называет ее мадам.

Но, когда речь зашла о Вере, она предельно насторожилась.

– Ты слышал, о чем они говорили, Ян? А, ну да, – спохватывалась она, понимая, что для того, чтобы он слышал, надо было говорить при нем, когда Ян мог видеть их губы. Но была приятно поражена его следующими словами.

– Нет, мадам. Я не слышал. Я видел.

– Видел? – удивленно переспросила она.

– Да. Я оборачивался, – пояснил Ян. – Они говорили недолго. Сидели не рядом.

– Как не рядом?

– Они хотели видеть глаза, – рассказывал Ян. – Он о чем-то просил. Просил всем телом. Она не хотела. Не хотела помочь. Он вскочил, хотел бежать, нет, лететь…, а потом он обмяк, словно его ранили, смертельно ранили, а он не верил, но потом поверил или не поверил, но рухнул…всем телом. Он не взлетит теперь. Он все крылья переломал, мадам.

– Он упал? – Изольда была испугана.

– Нет. Он падал долго. Он летел вниз, и его качало…

– Что? Что было потом? – Изольда напряглась. Она поняла, что сейчас, вот сейчас она узнает причину его заболевания…

– Ната застонала, – продолжил Ян, – и я переключился на нее. Ее лицо было сморщено от сильной боли. Я даже почувствовал, как это было больно. Это было очень, очень больно, мадам. Не телесно. Я не умею выразить.

– Что с ней случилось? Она порезалась?

– Я тоже так думал. Я проверил ее ноги. Она не могла идти, но ноги и все пальчики у нее были в порядке. Я не мог ошибиться. Но она не могла идти. Я нес ее на руках, мадам. Всю дорогу. Она плакала…

Яна трясло.

– Плакала…, – изумленно прошептала Изольда. – Ты раньше не видел, как Ната плачет? Тебя потрясло это, Ян? Ян! А! А-а!!! Ты меня слышишь? – забеспокоилась она.

– Нет. Я никогда не видел Нату плачущей. Мадам, мадам, она не просто плакала.

– Она, что, рыдала? У нее тряслись плечики?

– Нет, мадам. Она тихо плакала, но слезы ее были…, она плакала… красными слезами, мадам.

Лицо Изольды стало белым.

– Мадам, мадам! Что с вами, мадам?

– Ничего. Ничего, Ян. Пройдет. Где сейчас девочка? Вера, я слышала, не отходит от больного.

– Ната одна, мадам. Ни с кем не говорит. Я имею в виду, никого не хочет видеть. Я имею в виду, она закрывает все двери. Отталкивает. Толкается, – Ян путался в словах.

– Вы с ней больше не общаетесь?

– Нет. Она не хочет.

– А музыка? Ее не интересует даже музыка?

– Она сломала флейту, мадам.

Изольда невольно вскрикнула, испуганно закрыла рот ладонью, да так и сидела, совсем забыв о юноше, больном Ренате, Вере, да и вообще обо всем на свете…

Уже было темно, она все не включала свет. Попыталась представить, что оглохла, ослепла и онемела. Невольно мелькнула мысль, лучше бы умереть. Она громко застонала и, приняв снотворное, как и была в одежде, замертво уснула.

Когда она проснулась, у ее постели сидела Вера. По всему было видно, что она не спала всю ночь.

– Что-то случилось? – Изольда попыталась привстать.

– Нет-нет, – успокоила ее Вера. – Не беспокойтесь, лежите. Вам надо отдохнуть. Вы неважно выглядите.

– Вы тоже, Вера.

– Я не сомкнула глаз всю ночь. Все думала, думала, – Вера была бледна, но настроена категорично. Она тяжело поднялась со стула, прошла к окну и застыла.

– Вы на что-то решились? – не дожидаясь ответа, Изольда откинула одеяло и встала.

Ее качнуло. Вера не видела, она глядела на небо. Изольда, держась за кровать, медленно усаживалась снова.

Вера отошла от окна и присела на кровать рядом. Изольда поняла, что разговор будет трудным.

– Я очень благодарна вам, что вы откликнулись на мое письмо. – Она чуть не произнесла мадам. И вздрогнула.

От Изольды не укрылось это.