Трое этих богословов должны были внести ясность: поведать публике, кем на самом деле был Кант, и удостовериться в том, что другие, рассказывающие всего лишь анекдоты, не могут повредить его репутации. Таким образом, проект был по сути апологетическим. Как таковой, он получил благословение ближайших друзей Канта в Кёнигсберге. В каком-то смысле они объединились, чтобы «спасти» доброе имя Канта. Важно понимать эту функцию книги «Об Иммануиле Канте», поскольку она объясняет, почему некоторые мысли в книге особенно подчеркнуты, в то время как другие сглажены. Апологетический характер проекта объясняет и несколько монохромную картину жизни Канта, складывающуюся из трех биографий. Его авторы прекрасно понимали, что есть ряд вещей, «неприемлемых для публики»[24]. Кроме того, у каждого из них были свои предрассудки и взгляды, которые могли только препятствовать объективному повествованию о жизни и творчестве Канта в целом. Для начала, от этих трех кёнигсбергских богословов нельзя было ожидать красочного портрета «всесокрушающего» философского либертина, аудиторией которого был весь мир. Скорее они набросали, серым по серому, тусклые очертания жизни и привычек старика, который, так уж как-то получилось, написал прославившие его книги. Почти ничего не рассказывая нам о первых шестидесяти годах жизни Канта, но с лихвой – о последних двадцати или около того, они в каком-то смысле продолжили традицию, начатую Хассе и Мецгером. И все же именно их картина все еще во многом определяет наш взгляд на Канта. Кант превратился в «плоского персонажа», единственная удивительная черта которого в полном отсутствии каких-либо сюрпризов.
Некоторые из друзей Канта считали, что единственным, кто действительно мог написать и о Канте как человеке, и о его идеях, был Христиан Якоб Краус, бывший студент Канта, давний друг и коллега по философии. Но Краус отказался это сделать. Шеффнер пояснил это так: «Краус – единственный, кто мог бы о нем написать; однако легче отрезать ножом кусок гранита, чем заставить его подготовить что-либо к публикации»[25]. Мы не знаем, один ли перфекционизм Крауса удерживал его от написания биографии Канта. Могли быть и другие причины.
Кант и Краус в какой-то момент поссорились. Они не избегали друг друга на исходе жизни, но и не разговаривали. Некоторые думали, что между ними существует какое-то соперничество – и вероятно, так оно и было. Мецгер, очернявший характер Канта, восхвалял Крауса. Мы не знаем, было ли это причиной отказа Крауса. Мы знаем только, что он никогда ничего не писал о Канте. Шеффнер, возможно, был бы даже лучшим кандидатом, но не проявил интереса, точнее говоря, он настаивал на Боровском[26]. Еще одним человеком, который мог бы заставить по-новому взглянуть на Канта, был Карл Людвиг Пёршке (1752–1812), профессор поэзии в Кёнигсбергском университете. Ранний поклонник Фихте в Кёнигсберге, он написал ему в 1798 году, что Кант больше не способен к «устойчивому мышлению» и что он удаляется от общества:
Поскольку мне часто приходится говорить с ним по четыре часа подряд, я очень хорошо знаю его физическое и психическое состояние; он ничего от меня не скрывает. Из личных разговоров я знаю историю его жизни, начиная с самых ранних лет его детства; он познакомил меня с мельчайшими обстоятельствами своего пути. Это будет полезно, когда стервятники поднимут шум над его могилой. В Кёнигсберге есть немало людей, у которых готовы биографии и стихотворения об умершем Канте[27].
К сожалению, Пёршке тоже не опубликовал биографии Канта.
Позже другие друзья Канта в Кёнигсберге издали некоторые впечатления о нем. Они добавили там деталей, тут анекдотов, но уже нарисованная картина принципиально не изменилась, и какого-то пересмотра не произошло