– Благодарю тебя, мил человек за хлеб соль, за ночлег! Благословенье и милость Божья пусть всегда пребудут в доме твоём. Дай Бог здоровья роженице и Матронушке. Ну вот, почти кумовья мы теперь. Буду молиться за вас.

– Петя, любушка, может, остался бы ещё на денёк? Уж больно уютный ты человек. Вот появился ты и радость в доме явилась, -уговаривал гостя загрустивший Иван.

– Пора, пора мне, дорогой! Надо к родителям, а там уже и снова в путь дорогу, – ответил странник и, поклонившись, направился к выходу.

Холодный рассвет бодрил странника, туман белой пеленой окутал деревню и на лужах появился первый ледок. Сверху, сквозь тучи и пелену белого молока, прорывались солнечные лучи, радуя чирикающих птиц. Вновь запетляла грязная дорога, то переходя в лесную просеку, то перекатываясь по чёрным полям. Пётр затянул свою привычную молитвенную песню, и на сердце от этого сделалось тепло. Радовался он всему, что с ним происходило, снова и снова благодаря Сердцеведца Господа, усмотряющего движения его сердца и подавая жизненные примеры. Весь день шёл он по знакомым местам, и уже виднелась вдали родная Покровская церковь.

Родные уж и не чаяли увидеть Петра живым, но спустя несколько месяцев он всё же перешагнул порог родительского дома. Всё было по-прежнему, да только показалось ему, что родители сильно постарели. На слезах мама, как всегда, молчалив отец, лишь иногда бубня свои причитания. Жалко было покидать сыну престарелых родителей, но надо было исполнить обет и благословение. Решил Пётр перезимовать, а по весне уже идти на Вышу.

В один из солнечных дней, которые редко бывают в ноябре, решил Пётр с отцом и братом перекрыть крышу.

– Пока сухая погода, надо бы успеть до дождей и морозов, -начал говорить Пётр отцу.

– Надо бы! Ты скажи, когда покинешь то нас? – искоса смотрел отец на старшего сына и будто ждал подвоха, – А то живём не знаем ничего, какие там мысли у тебя в голове роятся.

– Думаю по весне, а там как Бог даст. Батя, не думай, я в обузу не буду.

– Дурья башка. Ды разве, я об этом думаю? Обуза, – Фёдор Романович сплюнул и начал сыпать курам, – Цыпа-цыпа-цыпа.

– Прости, бать. Не хотел, обидеть, – разводя руки в стороны, умолял сын отца.

– Ну, ладно. Будя, будя. Давай-ка за лошадкой сходим, солому надо привезти от Палыча.

Дело у мужиков спорилось, работа кипела. С раннего утра трудились они и старались дотемна успеть закончить кровлю. Грязные, уставшие, но довольные работой сидели отец с сыновьями на скамейке прислонившись к дому.

– Ну вот, слава Богу! Закончили – вытирая пот со лба, выдохнул Фёдор Романович, – Я там с Палычем договорился, баньку он нам истопил. Попаааримся.

Отец обнял руками своих старших сыновей Петра и Павла и радостно засмеялся:

– Ха-ха-ха, дожил, вон каких орлов вырастил. Нуууу, готовы под мой веник спины подставить?

– Ооох, хорошее дело, батька, – кричал Пашка.

– Посмотрим, кто кого отхлещет, – прикрикивал Пётр.

– Принимай работу, мать, а мы к Палычу, – скомандовал Фёдор Романович и войдя в избу начал собираться.

Марья Ильинична приложив руку ко лбу, оглядывала новую кровлю, бегали вокруг ребятишки, лаяли от радости собаки, и такая навалилась на Петра тоска от всего этого. Так ему хорошо было. Понимал он, что уходить скоро, а вот оставить их жалко.

– Родители стареют, как они без него будут? – думал Пётр. Ну да, Пашка мужик в доме, сам уже отец, помогает. Ох, ну, что ж так ломает-то, Господи?

Пётр перекрестился, глубоко вздохнул и улыбаясь на детвору кинулся их обнимать, да целовать.

– Эх, вы ж мои милые. Ну давай, кто кого? – радуясь кричал старший брат.