Родители ребят сидели своей отдельной взрослой компанией поодаль. Дядя Тимофей рассказывал, как он сплавлялся на катамаране по недалёкой отсюда речке Тыя и какие там страшные пороги и огромные хариусы. Папа собирался повторить это героическое путешествие всей семьёй и узнавал, где можно найти надёжное судно для утверждённой на следующее лето поездки.

Мама объясняла Анне Витальевне специфические нюансы кройки и шитья лёгкой летней юбки, но та, казалось, больше прислушивалась к таёжным приключениям Тимофея Олеговича. А Мария Герхардовна курила, читала книжку на английском языке и изредка вставляла неожиданно точные замечания и в рассказ Викиного папы, и в разговор о современной женской моде весенне-летнего сезона.

Усилившийся ветер нагонял на берег приятно шуршащие галькой волны, над головой летали огромные чайки, которых дядя Тимофей смешно назвал мартынами, вечером намечалась новая рыбалка на мухоловку и приятные посиделки у ночного костра.

Ярко-синее небо расчерчивали строгие линии летящих на предельной высоте самолётов с пассажирами, не подозревавшими над какой красотой они сейчас пролетают. И даже дышалось на Байкале совсем по-другому, не по городскому, а как-то свежо, необычно и весело. Хотя сгорели все, конечно, до жгучей красноты, дорвавшись до жаркого солнца и моря, пусть и сибирского, ненастоящего.

Всё исполнилось, как и было задумано. После вечерней ухи на небо высыпались яркие байкальские звёзды. Привычно похолодало, и Кирилл забрался на папино колено поближе к стреляющему смолистыми угольками и ровно дышащему теплом костру. Напротив сидел дядя Женя Бабушкин и объяснял мужчинам что-то сложное:

– Нет, Тимофей, в бильярде всё строится на строгом расчёте, на геометрии. Вот возьмём, к примеру, дабл или дуплет, по-нашему. Как ты его забьёшь в противоположную от борта лузу? Наобум, доверившись твоей свободе воли? Никогда! Только выверенный расчёт точки удара, только строгая линия движения шара, только точно выбранная сила движения кия! Тогда всё у тебя получится. Только так. Всё как в жизни. Если правильно не запланируешь семейный бюджет, да хоть и государственный, то останешься с пустым карманом. Если не распланируешь отпуск за год до его начала, то так дома и просидишь, никуда не поедешь. Нет, жизнь, брат, – это бильярд, а не какой-нибудь там джаз с его импровизациями, точно тебе говорю.

– Вот потому я джаз люблю, а к бильярду равнодушен, – папа отхлебнул из своей кружки тёмного вина со странным названием «Саперави», означенном на бутылке, стоящей на дощатом столе, освещаемом подвешенной под тентом лампой.

– Ну, каждый сам выбирает свою жизнь, – пожал плечами бильярдист Евгений Иванович, а сидевший на корточках у костра Егор спросил у папы:

– А почему джаз?

– Потому что бильярд – это расчёт, а джаз – это свобода. Свобода мне представляется важнее всего.

– А нам Арина Алексеевна на истории говорила, что важнее всего Родина. За неё не жалко и жизнь отдать, если нужно.

И тут Мария Герхардовна оторвалась от своей английской книжки, залпом выпила рюмку напитка виски и сказала непонятное:

– Сталина на нас нету, угу.

– Да хоть бы и Сталина, – как будто не согласился с ней дядя Женя Бабушкин.

Тётя Маша опять уткнулась в книжку, в наступившей тишине слышалось только негромкое ворчание генератора и лёгкое потрескивание таёжного костра.

Потом папа сказал – вроде бы как и Егору, но больше в окружающую тишину:

– Всё правильно твоя Арина Алексеевна говорит: за Родину можно и нужно отдать жизнь, если на Родину кто-то напал. Реально напал, угрожая отнять жизнь тебе, Кирюшке, маме и всем остальным. Тогда нужно брать в руки оружие и защищать свою страну. Но это если война. А когда войны нет, нужно защищать свободу, чтобы каждый мог говорить, что думает, верить во что ему хочется, кино смотреть, которое нравится, книжки читать, интересные тебе, а не кому-то, кто лучше тебя знает, что тебе читать. Такие, Егор, дела.