– Масло закипит быстро! – охотно объяснял он.

– Ни к чему это! – грубо ответил Велигор. – Стражник не лжет.

– Всякая пытка в радость…

– Ты из рода Змея, как я вижу…

– Чести ради! – просиял палач.

Представители рода Змея с давних пор занимали низшие посты. Презираемая каста. Уборщики, палачи, гулящие девки. Крайне редко из них получались воины или мастеровые.

– Я уважаю твой род, бродяга! – Велигор поймал себя на мысли, что лукавит. Заигрывает с презренным палачом. Почему он это делает? Не потому ли, что ставит себя на место плененного, и загодя пытается задобрить мучителя? Дурные мысли, дурной сброд пустых мыслей! Он всего лишь устал!

– Чести ради, старейшина!

– Твое предложение недурно, но продолжим допрос! Кроме воя лиса ты ничего не чуял, малой? – спросил он.

– Нет! Я сказал об том старшому, он отговорил докладывать старейшине… – мальчишка закашлялся.

Велигор вопросительно взглянул на ката.

– Издох, – палач продолжал улыбаться, заячья губа обнажила сточенные передние зубы. – Порку сдюжил, железо, кипяток стерпел, – он монотонно перечислял произведенные действия. – А на дыбе издох, кость ему в горло! Моя вина…

– В чем твоя вина, кат? – удивленно спросил Велигор.

– Некого в жертву Тонгалашке отдавать! – он красноречиво посмотрел на пленного.

– Что рассказал старший дружинник?

– Тоже, что и мальчишка. Вой лиса.

Решения пришло неожиданно, словно озарение. Мысль возникла в голове помимо воли, и облеченная в словесную формулировку вылилась наружу. Так случается, – оброненная фраза или одно слово меняют судьбу.

– Пытать нет нужды! – отрезал старейшина, и похолодел от сказанного. Страх обуял его. Словно нырнул в прорубь, и задержав дыхание сколько возможно, плыл под тонким слоем льда, в надежде обнаружить спасительную полынью. В следующее мгновение он пожалел о скоропалительном решении, но отступать было поздно. Волк не поворачивается к медведю тылом! Велигор стремительно вышел наружу, не обращая внимания на изумленный взгляд ката, не слушая слова благодарности юнца, которые неслись ему вслед. Ему хотелось как можно скорее покинуть застенки. Металлический запах крови, огня и человеческих испражнений въелись в бревенчатые стены. Он распахнул дверцу, в лицо ударили бледные лучи осеннего солнца. Старейшина шел вперед, погруженный в раздумья, не обращая внимания на приветственные возгласы соплеменников. Чем объяснить смущение и робость, которые он испытал в присутствии палача и мальчишки? Он заискивал перед ничтожным катом! У последователей рода Змея не было собственного тотема. Они собирались в лесу, на исходе лета, поклонялись гадюкам, каких в здешних болотах водилось бесчисленное множество. В знак инициации позволяли змеям жалить себя, а затем вскрывали набухшие свищи. Он вспомнил обнаженный торс палача, на груди серели зарубцевавшиеся раны. Быстрее в дом, быстрее к Горице!

Загорелась столбом сухая пыль, навстречу бежал посыльный. Остановился, вскинул сомкнутый кулак в приветственном жесте.

– Вера и верность! – крик воина оглушил, старейшина махнул рукой.

– Говори!

– Служители люда собираются к полудню! – природа одарила вестника не только зычным голосом, но и золотыми веснушками, щедро осыпавшими его молочно-белую шею и румяное лицо. На шнурке болталась фигурка енота, вытесанная из дерева. Род Енотов считался древнейшим, к нему принадлежала большая часть ведунов. Саты, рожденные от смешанных союзов «волков» и «енотов», по умолчанию считали себя продолжателями рода Волка. Тотем рода возвышался возле центральных ворот, между кузней и ткацкой мастерской. Он сильно пострадал от огня, во время нашествия степняков, обугленный остроконечный нос смышленого животного служил предметом для бесконечных шуток со стороны детворы.