– Как я рада, что вы приехали, дорогие мои, – сказала она. И пожаловалась на старшую сестру Зою: – А Зойка нас совсем забыла! Не едет к нам и не едет!

– Дорогая, ты преувеличиваешь, Зоя была у нас две недели назад.

Виктория закатила глаза:

– Две недели! Это целая вечность!

– Позволь с тобой не согласиться.

– Не позволяю! – топнула ногой Виктория.

Тонкая улыбка тронула губы Игоря, и он пожал плечами, в смысле, что смиряется со своей участью.

– Тяжела мужская доля, – тихо шепнул ему Морис.

– Это ты прочувствуешь в полной мере на своей шкуре, – так же тихо с иронической улыбкой сказал ему Игорь, – когда сам женишься.

– О чём это вы шепчетесь? – спросила Виктория.

– О вас, дорогая.

– Ругаете?

– Боже упаси!

Виктория махнула рукой и пригласила к столу.

И Морис, и Мирослава залюбовались огромным блюдом с клубникой. Клубника была такой крупной и выглядела так соблазнительно, что хотелось воскликнуть по-восточному – вах!

– А наша немного поменьше, – вздохнула Мирослава.

– Это сорт Виктория, – ответила тётя, – хотите, я осенью вам рассаду накопаю?

– Хотим, – быстро ответил Морис.

– Ох, тётя, даже клубнику назвали твоим именем, – подмигнула тётке Мирослава.

– Ну, предположим не совсем моим, – улыбнулась Виктория ей в ответ, – и вообще, это мы привыкли, клубника, клубника, а на самом деле это садовая земляника, и названа она в честь королевы Виктории из Ганноверской династии. Она правила почти шестьдесят четыре года из восьмидесяти двух ею прожитых! Представляете?! И не только Великобританией, но и Индией вплоть до своей кончины в тысяча девятьсот первом году.

– Да, – заметил Морис, – в те времена Великобритания была огромной империей, охватывающей четверть земного шара и насчитывающей четыреста миллионов подданных.

– Зато теперь, – с иронией заметила Мирослава, обращаясь к Морису, – в твоём любимом интернете её называют не иначе как «Мелкобританией».

– Но Виктория тут ни при чём! Англичане считают её великой королевой и ставят в один ряд с Елизаветой Первой.

– Угу. Между прочим, Виктория была носительницей гена гемофилии, – заметила Мирослава, – от этой болезни в тридцать один год умер её сын принц Леопольд. Но это бы всё ничего! Через морганатические браки, которые были столь популярны у монарших особ, болезнь распространилась и в другие европейские державы, в том числе и в Россию. Так как жена Николая Второго, российская императрица Александра, или Алекс, была родной внучкой королевы Виктории. Именно поэтому эту болезнь называют викторианским проклятием.

– Все такие умные, – притворно вздохнул Игорь, – один я сижу дурак дураком.

– Ладно, – сказала Виктория, – оставим царствующих особ. На вкусе клубники это никак не отразилось.

– Это уж точно, – ответил Морис.

– Я и не имею ничего против вкуса клубники, просто упомянула об исторической данности. – Мирослава бросила иронический взгляд на Миндаугаса.

«Как же, просто упомянула она», – подумал Морис, вспомнив о том, что в жилах Мирославы течёт горячая кровь революционно настроенных предков.

Вспомнил он и о своих аристократических корнях и снова тихонько вздохнул. Перед его глазами проплыли сцены из фильма, увиденного в детстве. Кажется, он назывался «Сорок первый». Красавец-белогвардеец и девушка-красноармейка.

«Интересно, – подумал Морис, – если бы мы с ней, не дай бог, оказались в те времена в тех же условиях, застрелила бы она меня или нет?»

И пришёл к неутешительному выводу. И это всё при том, что предки Мирославы не были бедными, а принадлежали к прослойке образованных и вполне обеспеченных людей. В революцию, по словам обеих тёток, они пошли исключительно из-за сочувствия к угнетённому народу. Мирослава же вообще на эту тему говорить не любила.