Все сказанное бабушкой куда-то увело мой страх. Он остался внутри, просто засел глубже. Я ничего не понимал. Отца и мать я не видел уже года четыре, с тех пор как побывал дома «на каникулах». После моего возвращения в санаторий ни мать, ни отец ко мне не приходили. Сестренку одну они, конечно же, не отпускали. Я жаждал и боялся их всех увидеть. Но этот суд… Что с нами будет?

С отцом мы встретились в тот же день. И мне внезапно захотелось сказать ему что-нибудь доброе, прямо сейчас, как сын отцу. И в то же самое время, я уже взрослый – как-никак семнадцать лет исполнилось, кому нужны эти «сантименты»?

– Ну, что, сын, домой приехал? – буднично спросил отец, и по интонации я понял, у него ничего ко мне нет. Я так ждал этой встречи. И вот я – дома. А что дальше? После нескольких лет разлуки первыми словами отца оказались эти, произнесенные бесцветным, лишенным всяких эмоций голосом. Не нашлось больше ничего. На что я надеялся? Что он кинется обнимать меня? Мне так этого хотелось. Хоть чуточку человеческого тепла, участия. Может быть, даже показного, но так необходимого мне тогда. Я надеялся, что хоть кто-то в этой жизни будет рад меня увидеть. После долгих лет жизни в казенных палатах я очутился дома, но атмосфера в нем была ничуть не лучше. Рассудком я понимал, что как не оправдавший родительских надежд вряд ли могу рассчитывать на нежность и любовь с их стороны, но сердце трепетало при мысли об этом.

– Папа, здравствуй! – мне все равно хотелось, очень хотелось, чтобы хоть что-нибудь… хоть кто-нибудь был у меня. Из родных.

– Чем заниматься думаешь, сын? – отец смотрел на меня уставшим взглядом, а я понимал, ничего ему не нужно. Да и не это сейчас держало его мысли.

– Папа, что с судом? Мне бабушка немного рассказала.

Отец посмотрел на меня, потом на бабушку. Когда она мне рассказывала, то попросила никому не говорить. А кому я скажу?

– Меня пока не судят, пока я как свидетель.

У отца был очень уставший вид. И круги под глазами. Всю жизнь он старался добиться чего-то, гордился тем, что, приехав в Астрахань, без всяких протекций, без связей стал директором такого важного предприятия. Предприятия по производству и переработке продуктов из рыбы ценных осетровых пород и той самой, знаменитой, русской «черной икры». И вот результат! Суд. Правда, пока как свидетель. Можно было только догадываться, что творилось в его душе.

Он почти не изменился. Только немного прибавилось морщин вокруг глаз, а может, они и раньше были, только я не замечал? Четыре года назад, во время моего последнего пребывания дома, мы мало общались – отец много работал и на меня почти не обращал внимания. Может только тогда, когда через окно вытаскивал?

– Так что ты собираешься делать дальше, сын? – он спрашивал второй раз. И я решился.

– Я хочу поступить в институт. Скорее всего, в педагогический.

Я думал об этом раньше, но вслух никому еще не говорил. Отец стал первым. Педагогический институт оказался единственным институтом в городе, имевшим заочное отделение, с приемлемым для меня факультетом – русского языка и литературы. Я понимал, что преподавать не смогу, но хотя бы стану грамотным. А у грамотного человека больше шансов обрести себя в жизни.

– А зачем тебе все это? Тебе назначат пенсию. Что тебе еще нужно? – отец был серьезен, почти суров.

«Зачем? А как же жить? Неужели я родился только для того, чтобы съесть отпущенные мне продукты, выдышать воздух, который мне предназначен, и умереть? Только для этого? – В тот момент я внезапно понял, что остаюсь один на один со своими проблемами. Сказанное отцом убеждало, что помощи ждать от него не имеет смысла. И от остальных тоже. – Но я хочу жить! Жить нормальной жизнью, быть кому-то нужным. А иначе зачем? Зачем я родился? Зачем перевожу кислород? Я хочу состояться как человек, как личность!»