Вскоре узнаем о вьетнамо-китайском конфликте. Китай напал на Вьетнам. Идут бои. СССР осуждает и призывает… Сразу с Олегом и другими офицерами пишем рапорта с просьбой направить нас во Вьетнам для оказания помощи братскому вьетнамскому народу. Чувствую: вот оно, настоящее дело! Это не казарму с бойцами строить. Вскоре вызывают к замполиту полка. Идем с осознанием важности момента. А то! Вот они – настоящие мужчины, офицеры, гордость и надежда страны! Однако «настоящим мужчинам» влетело по первое число. Строго взглянув на нас, замполит сказал: «Значит так, товарищи офицеры! На рапорта – плюнуть и забыть! И запомните: на службу не напрашивайся, от службы не отказывайся. Надо будет, пошлют и не спросят. Идите, служите!»

Но спокойно служить не получилось. Среди замполитов рот стали ходить разговоры, что в кадрах ищут добровольца в морскую пехоту. Все отказались. Дошла очередь и до меня. Вызывают к телефону. Звонит кадровик из вышестоящего штаба: «Товарищ лейтенант, партия оказывает вам высокое доверие – посылает на службу в морскую пехоту. Как вы к этому относитесь?» Естественно, отрицательно, – отвечаю. Если бы бредил морем, то пошел бы в Нахимовское, а не в суворовское училище. А море на дух не переношу – укачиваюсь. Несмотря на отказ, меня вызывают в вышестоящий штаб. Прибываю, но стою на своем. Тем более, есть хорошая армейская примета: «Чем красивее форма, тем тяжелее служба». А тяжелее своей я себе пока еще и представить не мог. Так я не попал на балтийский флот. Но напутствие получил. Кадровик, зло посмотрев на меня, прошипел: «Ты еще пожалеешь!»

Служба шла своим чередом с унылой монотонностью заведенного кем-то часового механизма: наряды, учения, работа, короткие мгновения отдыха. Никто из нас и не догадывался о том, что старуха Фортуна повернет скрипучее колесо, и нас занесет в страну, о событиях в которой мы лишь изредка читали на страницах газет.

Через четыре месяца я попал в Афганистан. Но не пожалел. Это оказались лучшие годы моей службы в армии. Наконец-то я делал дело, к которому меня готовили, которое у меня получалось, за которое меня уважали, и я сам себя уважал.

А пока деваться некуда – надо служить. Ломовой лошадью впрягаться в тяжелую скрипучую проблемами армейскую повозку и, набивая шишки, набираясь по-маленьку опыта, тащить ее и тащить. Ведь если не мы, то кто? И потом, куда ни глянь – везде одни ломовые лошади, от взводного до командира полка.

Так потихоньку мы и втянулись. А уж после первых крупных учений от желторотых лейтенантов не осталось и следа. Мы встали на крыло.

И вот сонная монотонность гарнизонной жизни внезапно оборвалась. Все, что только недавно всецело занимало умы и языки местных кумушек, было мгновенно забыто. Рейтинг похождений очередного местного Дон Жуана упал безвозвратно. Что-то явственно назревало. Романисты в такой ситуации обычно пишут: «В воздухе запахло грозой». И действительно, в городке ощутимо повеяло каким-то тревожным холодком. Вроде ничего не изменилось, но все чувствовали: что-то будет.

Через несколько месяцев – Афганистан

На любые попытки самых активных прощупать обстановку, начальство, с видом свалившихся с Луны, божилось и пожимало плечами. И это только усиливало подозрения. Вскоре уже каждый знал: идет отбор большого количества офицеров для серьезной командировки. Куда – неизвестно. Одни кивали на Кубу – в истории городка такая командировка уже случалась. Другие, ссылаясь на авторитетные и надежные источники, утверждали, что во Вьетнам: конфликт с китайцами там еще не утих. Я сразу вспомнил замполита полка с его «на службу не напрашивайся…» Ну вот и отлично, рапорт писать не придется. Прибывший для отбора кандидатов генерал тоже бил себя в грудь и клялся «честным генеральским», что ничего не знает. Но ему никто не верил. Самые проницательные давно смекнули, что дело куда серьезней, чем кажется.