Желая смягчить этот служебный накал, ротный деловито принимает доклад, буднично отдает указания, подшучивает над бойцами, всем своим видом как бы говоря: «Да ладно, чего уж там, не министр же обороны вышел…» Так начинается каждый наш день. Но дисциплинка-то растет!

Эта компашка у нас сохранится до самого конца службы в Афганистане. Помню, как старшина роты, прапорщик Земсков Василий («Вассисуалий») поначалу даже обижался, когда мы дружно прорабатывали его за какие-то огрехи. «Ну что вы все на меня накинулись?» – ныл тот. «А ты что хотел, Василий? У тебя ведь вон – то – то и то-то…» И Василий стал отличным старшиной, боевым прапорщиком.

Беседы с бойцами приносят мне не только профессиональное удовлетворение, но иногда и реальные «бонусы». Однажды вечером, заглянув по своему обыкновению к солдатам в одну из палаток, неожиданно попадаю на пир. Уха «по-кандагарски» аппетитно булькает на чугунной буржуйке. Рыба – здесь?! Откуда?!

Афганский «деликатес»… А есть-то и нечего!

Оказывается, стремясь разнообразить скудный солдатский рацион, расторопные бойцы, во главе с рядовым Залудяком, в поисках чего-нибудь съестного быстренько обшарили все окрестности полка. И в какой-то луже, руками, буквально из грязи, умудрились выловить здоровенную рыбину, на манер нашего судака. Удалили по совету ротных туркмен черную ядовитую пленку из брюшка, гонец слетал за крупой и специями на батальонный ПХД, и – ушица готова! Пробую и я. Давно забытый вкус! Не хватает только 100 грамм. Особенно после набивших оскомину тошнотворных щей и борщей из банок. Так я впервые попробовал местную рыбу «маринку», сыгравшую в дальнейшем не последнюю роль в моей судьбе.

Но на этом гастрономические чудеса не закончились. Вскоре меня ждал потрясающий деликатес! Те же расторопные ребята приволокли целое ведро… крабов!!! Их накопали обычной саперной лопаткой в ближайшем полусухом арыке. Здоровенные зеленые крабы пережидали засушливое и холодное время, закопавшись в ил. Я не верил глазам. Крабы, в пустыне? С крабами у меня прочно ассоциировалось только море, пальмы, белый песочек и красавицы-мулатки. Подошел бы, при убогом воображении, и галечник Черного моря, в арбузных корках и рваных газетах.

А тут крабов в пустыне копают лопатой, как картошку у нас в Калининской области! Добычу, нетерпеливо облизываясь, мигом сварили на костерке. И облизнулись: есть-то и нечего! Так, клешенки пососать. Вот тебе и крабы… То ли наши раки! Особенно те, которые «по пять».

Вот так, оказывается, и рушатся наши иллюзии. Все говорят «заграничное – отличное!» А как вот распробуешь, оказывается слаще нашего и нет ничего.

Обстановка гнетет своей неизвестностью. Никто не знает, чего ждать и к чему готовиться.

Вдруг ночью 22 февраля, чуть ли не в ста метрах от штаба, находят убитым СПНШ полка к-на Кумчака с пулей в голове и с пистолетом в руках. Это первая наша потеря полка в офицерах. Кто в него стрелял, в кого стрелял он – неизвестно. По полку ходят зловещие слухи, и все кажутся реальными. Друзья и сослуживцы капитана в его самоубийство не верят. С чего бы? Не верим и мы. Что он узнал, увидел перед смертью? Кто его убил, диверсанты? Тогда почему не взято оружие? Обстоятельства его смерти до сих пор остаются для меня загадкой.

Тщательно инструктирую часовых. Но теперь мои слова воспринимаются не как «замполитский треп» – обязательное приложение к должности, а как суровая реальность. Хотя меня тревожит уже другая крайность: как бы в кого не пальнули с перепугу! Смерть капитана Кумчака потрясла. Оказывается, она ходит рядом…