С самого детства я ненавидел солнце, и как мелкая рыбка выброшенная на сушу, постоянно ждал дождя. Когда наконец на небе появлялись тучи, сгущаясь над городом все сильнее, я с наслаждением наблюдал за недовольными лицами прохожих, мечущихся в поисках укрытия или прячущихся под громоздкими зонтами, из открытого окна своей маленькой комнаты второго этажа нашего старого общежития, жадно вдыхая влажную прохладу полными легкими. Из этого окна я мог легко выбраться на пожарную лестницу, где довольно сидел под дождем, набирая водой, старенький глиняный горшок, в котором уже давно ничего не росло с ухода матери. Иногда я проказничал, выливая все его содержимое на головы случайных незнакомцев, и прятался обратно в комнату сквозь открытое окно. Однажды я не узнал нашу соседку под дырявым зонтом. Помню тогда мне крепко влетело от бабушки, которой она пожаловалась не успев переступить порог нашего подъезда, на то что у неё сломался зонт, после того как я окатил её водой, который и до этого, годился разве что для отсеивания мелкого картофеля.

Но в тот момент, когда мне надоедало развлекаться таким образом, я всегда набирал полный горшок и оставлял его на подоконнике до следующего дождливого дня. Осенью ему не приходилось застаиваться, но однажды летом, засуха длилась больше двух недель. Это были самые длинные и тоскливые две недели в моей жизни. Вода в горшке застоялась, и бабушке пришлось её вылить, пока я спал.

Я не следил за дорогой, погрузившись в воспоминания, как вдруг машина остановилась.

Я с ужасом смотрел перед собой, увидев в окне вывеску «Кроличья нора».

– Зачем мы здесь? – испуганно спросил я, – я больше не хочу видеть весь этот кошмар!

– Боюсь, вам придётся, – обернувшись ко мне лицом объяснил Феликс.

Меня буквально вытащил из машины здоровяк, не применяя особых усилий, поставил меня на ноги, не отпуская ни на секунду. К нам присоединился второй, заглушив двигатель.

Феликс вышел последним и направился ко входу уверенными, большими шагами.

Мне казалось я сейчас провалюсь сквозь землю, если увижу все что мне пришлось пережить накануне. Лицо того бедняги и без того отпечаталось в моем подсознании крепко и навсегда. Забыть его мне вряд ли когда-то удастся.

Дверь нам открыл медицинский сотрудник, наверное. Такой вывод напрашивался из – за белого одеяния, что покрывало его туловище с головой.

Внутри, было ещё двое. Они сновали повсюду фотографируя и отмечая улики.

Тел на прежних местах не оказалось, и я вздохнул с небольшим облегчением. Все остальное осталось нетронутым. У меня перед глазами, вновь восстала картина тех сумбурных событий. Все было в красных тонах. Здесь будто взорвался пункт приема чистой плазмы, крови бы хватило на целый военный госпиталь.

В пороге я застыл так, что Толе и Коле, даже пришлось приложить немного усилий, чтобы протолкнуть меня в глубину зала. Феликс шёл впереди, осторожно переступая осколки разбитого стекла и большие пятна, которые мне так и не удалось устранить. Ведро со шваброй перевернулось, и в некоторых местах образовались действительно большие алые лужи. Очень сильно воняло спиртным, которое я в отчаянии разлил, пытаясь использовать, как зажигательную смесь.

– Я могу здесь закурить? – внезапно возникло у меня неутолимое желание.

– Это же ваш бар, – ваше рабочее место, – делайте что вам заблагорассудится. Ребята снимите с него наручники, – приказал Феликс.

– Нет. Здесь все пропитано спиртами различной крепости. Уверен всё это его рук дело, – указывал на меня член следственной бригады полагаю, – а теперь вы хотите дать ему ещё и огонь?