– А техники? У Канцелярии же есть собственный технический штат!

– Боюсь, в данном случае от них будет мало толку.

– Разве разбираться в устройстве машины не их обязанность?

– Они всего лишь инженеры и обслуживающий персонал. Превосходно разбираются в магистралях высокого давления, тяговых передачах, практической механике, протоколах связи, гальванике… Но никто из них даже близко не представляет, как устроен «Лихтбрингт». Я имею в виду его истинное устройство.

– А… а вы? Я слышал, вы принимали участие в постройке машины.

Мистер Беллигейл вздохнул.

– Рабочий, который всю жизнь подает камни, не становится от этого архитектором. Я и в самом деле принимал участие в разработке и монтаже отдельных узлов «Лихтбрингта» и даже могу похвастаться тем, что знаком со многими его принципами и алгоритмами. Но не более того. Боюсь, в мире есть лишь один человек, который в полной мере понимает, что такое «Лихтбрингт».

– Кто это?

– Профессор Карл Готфрид Нейман.

– Кажется, я уже слышал это имя…

– Вероятно. Его математический гений и создал эту машину.

– Тогда вызовите его немедля! – воскликнул Герти, нервно сжимая пальцы. – Этого вашего профессора Неймана! Отправьте за ним клерков на автомобиле, пусть вытащат его из кровати и доставят сюда! Черт возьми, эта свихнувшаяся машина может причинить городу множество бед, если не приструнить ее!

Мистер Беллигейл поднял на Герти свои бесцветные и невыразительные глаза, от взгляда которых ему впервые не захотелось чем-нибудь прикрыться. Возможно, оттого, что в этот раз в них не было ничего зловещего. Одна лишь опустошенность.

– Вы не понимаете, полковник. Профессор Нейман никак не может быть доставлен в Канцелярию, даже если я подниму на ноги всех своих крыс.

– Но отчего, черт подери?

– Оттого, что никто не знает, где его искать. Профессор Карл Готфрид Нейман пропал без вести полгода назад.

Подземелья Канцелярии мгновенно оправдали все худшие предположения Герти.

Как ему и представлялось, в них оказалось темно, сыро и в высшей степени неуютно. Настолько, что временами он не без ностальгии вспоминал свой собственный кабинет, теперь уже казавшийся проникнутым комфортом и по-своему приятным.

Это было даже не подземелье, а целая разветвленная сеть тоннелей, тянущихся, судя по всему, на много миль под городом.

«Крысиные норы, – подумал Герти с отвращением, вжимая голову в плечи. – Тесные, вонючие и темные норы. Теперь ясно, отчего Новый Бангор порой выглядит столь зловеще. Все его недра изгрызены, как кусок забытого в кладовке сыра…»

Справедливости ради, стоило отметить, что тоннели не были столь узки, как представлялось Герти поначалу. Их диаметр был достаточно широк для того, чтоб он и мистер Беллигейл могли свободно идти плечом к плечу, а сопровождающие их техники, двигающиеся впереди, – нести многочисленные баулы и саквояжи с оборудованием. Лампы здесь были редки, да и те, что горели, имели привычку часто мигать или даже тухнуть, погружая тоннели в непроглядный мрак, от которого у Герти стыли пятки. По счастью, у всех имелись с собой гальванические фонарики, помогавшие разгонять темноту.

Кроме того, тут царил отвратительный запах, характерный для всех помещений, расположенных ниже уровня земли. Пахло затхлым, кислым и гнилым, как обычно пахнет в погребе, давно заброшенном хозяевами, где все содержимое успело прогнить и прорасти.

И насекомые. Герти отчего-то полагал, что в безлюдных тоннелях под Канцелярией должно быть безжизненно, но ошибся и тут. Подземные тоннели кишели насекомыми, причем временами попадались столь жуткие, что сам Александр Халидей