На воду были спущены шлюпки, сброшены спасательные круги… Наконец его нашли и выловили… Живого!.. И даже как-то не сильно напуганного. Выяснилось, что на теплоходе находились молодожёны, отправившиеся в путешествие после свадьбы. На корабле они от радости «добавили»… Невеста крепко заснула, а жених пошёл, простите, поблевать, перегнулся через борт, корабль качнуло, он и полетел «в морскую пучину»…

Замёрзшего молодожёна унесли в медпункт… Но вообще парень оказался крепким – даже не простудился. А невеста ему под стать – даже не проснулась! И когда утром ей рассказали о случившемся – не сразу в это поверила!.. Вот с такого происшествия началась наша мини-экспедиция в Красную Поляну…

Ну а закончилась она тем, что группа вернулась в Алушту, а мы с Леонидом Иовичем улетели в Москву, где готовилась запись песни для картины.

Песня про медведей

Композитор Александр Зацепин и Гайдай вместе долго искали, какую же песню должна петь героиня фильма. Сначала Зацепин принёс мелодию, ставшую потом основной музыкальной темой в следующей комедии Гайдая «Бриллиантовая рука», а также «Песней про зайцев», которую там поёт Никулин. Обычно, когда песня ещё пишется, для неё придумывается набор слов, которые ложатся на написанную мелодию по размеру. Это называется почему-то «рыбой». Как ни странно, но я очень хорошо запомнила ту абракадабру, которую написал Леонид Дербенёв на зацепинскую музыку. Саша Зацепин, приехавший в Алушту, спел:

Много в жизни дождей,
А зонтов слишком мало.
Я любовь для тебя
Одного сберегу…
Я в подарок тебе
Принесу незабудку
Голубую-голубую,
Как твои глаза…

Если не вслушиваться в текст, то получилась красивая песенка, которую вся группа с удовольствием мурлыкала. Но потом Гайдай решил, что она «слишком уж лирическая» для озорной и энергичной героини.

И родилась «Песенка про медведей», которая поначалу тоже Гайдаю не понравилась – ни музыка, ни тем более слова. Саша Зацепин сейчас рассказывает витиеватую историю, как из-за несговорчивости Леонида Иовича чуть было не ушёл с картины, предложив Гайдаю, чтобы музыку к «Пленнице» писал Бабаджанян. Но я этой истории не знаю, поэтому расскажу о том, что мне доподлинно известно и о событиях, при которых присутствовала.

О том, что я могу спеть в картине сама, речи не было, но Гайдай взял меня с собой в Москву, чтобы я сидела на записи в тонстудии, слушала и проникалась настроением песни – ведь мне предстояло эту песню сыграть. Вот я и слушала…

На запись пригласили много известных в то время певиц. Среди них были и Нина Бродская, и Таня Анциферова, и Лариса Мондрус, и Лидия Клемент… Больше не помню. Они сменяли одна другую, а Гайдай слушал и с каждым дублем всё больше мрачнел – нет, пели они все замечательно и по-разному, но… как-то уж слишком профессионально и эстрадно у них это получалось…

И вдруг он командует мне: «Ну-ка, пойди, попробуй сама!..» У меня коленки подкосились, душа ушла в пятки, но я, как под гипнозом, пошла к микрофону и спела…

Выхожу – а Гайдай сияет. И говорит мне: «Всё! То, что надо! Решено! Будешь петь сама!..» Ну, ничего себе!.. Счастливая еду домой и сообщаю маме и бабушке, что буду в картине петь САМА!

Через день мы возвращаемся в Крым, где снимаем эпизод «Песенки про медведей». Авалиани показал мне, как танцуют твист, который я потом забацала на камушке. Всё получилось. Все довольны…

Когда привезли проявленный и напечатанный материал, где были сняты и «Песенка…», и сценка, когда мы с Никулиным «спасаемся» от медведя, и мой спуск со скалы на верёвке, – мы поняли, что уже что-то начинает складываться. Материал был очень ярким, в хорошем темпе и весело сыгранным, хорошо снятым и выразительным.