Я заглянула в конференц-зал и не нашла там ноутбука для докладчиков. Вернувшись к регистрационному столу, спросила, будут ли выступающие обеспечены необходимой техникой для своих презентаций. Молодой регистратор, какой-то весь растрёпанный и рассеянный, вяло заметил, что докладчики должны иметь свои собственные ноутбуки, и указал на лидера конференции, которая в этот момент высматривала для себя кусок пиццы на обеденных столах в комнате, отведенной для ланча. Я подошла к ней и осторожно поинтересовалась, может ли факультет выделить ноутбук для моей презентации, так как я прилетела издалека только с флэшкой. Она бросила на меня недоуменный взгляд и буквально рявкнула: “У меня ОБЕД сейчас!”

Я почувствовала себя неловко и извинилась.

“Дайте мне свою флэшку!” – она нервно швырнула в меня свое недовольство, погружая всю себя в предстоящее удовольствие обеда. – “Как называется файл?”

Я пожала плечами: “Там много папок и файлов…”

“Тина!” – крикнула она своей ассистентке. – “Найди ей компьютер!”

Затем довольно грубо подвела черту: “Тина даст вам свой личный!” – и рухнула на стул с облегчением, чтобы проглотить пиццу.

Я вышла на улицу. Аппетит пропал напрочь. Вошла в университетский сад, чтобы спрятаться в его осенней тишине. Ноги блуждали, шурша разноцветной листвой, пока на моем пути в никуда не появилась скамейка. Я села. Было грустно и пусто внутри от бессмысленной человеческой суеты. Смогла бы я уминать пиццу, будь у моих гостей проблемы?

В кармане я нащупала несколько изюмин и орехов и стала зажевывать ими свое расстройство. Желание покинуть конференцию тут же, без своей презентации, накрыло меня.

Вдруг я увидела табличку на спинке скамейки: имена двух женщин с той же фамилией, их годы жизни с разницей в возрасте в двадцать лет. Мать и дочь, подумала я. Ниже шла фраза: “Есть только одно счастье в жизни: любить и быть любимым”.

Мои глаза стали влажными. Я сфотографировала табличку и по электронной почте отправила дочери. “Правда”, – был ее ответ.

Я вернулась в здание, чтобы сделать отличную презентацию, закончив ее этими простыми словами, выгравированными на табличке скамейки: “Как бы ни были важны наши должности и достижения, какими бы интеллектуальными мы ни казались самим себе и нашим коллегам, в жизни есть только одно счастье – любить и быть любимым”.

Когда я вернулась на свое место в зале, несколько человек поблизости прошептали мне: “Ваша презентация была удивительной! Особенно последние слова …”

***

Кровь

Кто прилепил голубой цвет к крови “избранных”? Они сами.

Кто их избрал? Они сами.

Избранные среди кого именно? Среди миллиардов остальных.

Почему абстрактные выдумки-придумки столь сильны? Потому что голова правит телом.

Кому нужно ранжирование? Тем, кто в ранге. Тем немногим, за существование которых платят потом и кровью миллиарды. Перед этими же единицами миллиарды пресмыкаются, им поклоняются, платят им дань, стоят часами за заборами их резиденций, чтобы похлопать в такт их ленивому помахиванию ладошкой толпе.

Чему нас учили с детства? Кто не работает, тот не ест. Кто учил? Они. Почему они едят, не работая? Потому что работают остальные. Платят ли они налоги? Кому? Себе?

Толпа орет. Толпа в экстазе при виде их. Толпа их обожает. Красавица та. Красавец этот. Бэбички-красавцы. Они – на глазах у мира, который пашет на них и тащится от их “голубой” крови, бегущей под их кожей. Вскройте, взгляните на хирургическом или патанатомическом столе – их кровь того же цвета, как ваша, красного с сотнями оттенков.

Теории, утопии, революции, перевороты, диктатуры, соцсистемы тысячелетиями пытаются доказать, что нет голубой крови и что все едят, переваривают и испражняются одним путём. Но теории устаревают, утопии высмеиваются, революции, перевороты, диктатуры порицаются, системы загнивают, голубокровные послабее исчезают в пыли истории, посильнее – заскакивают на новые троны и машут оттуда холёными ладошками.