– Что случилось? – спросил Виниций.

– Божественная дочь цезаря неожиданно заболела со вчерашнего вечера. Цезарь и Поппея все время при ней вместе с врачами, которых созвали сюда со всего Рима.

Это было большое событие. Когда родилась дочь, цезарь сошел с ума от радости и счастья. Еще раньше сенат посвятил богам чрево Поппеи. Произносились обеты, а в Анциуме, где произошли роды, устроены были пышные празднества, кроме того, построили два храма Фортунам. Нерон, ни в чем не знавший меры, безумно любил малютку, Поппее она также была дорога, потому что делала положение матери более крепким и влияние безграничным. От здоровья и жизни маленькой августы зависели судьбы всей империи, но Виниций так был занят своим делом и своей любовью, что, почти не слушая слов центуриона, сказал:

– Я хочу видеть Актею!

И вошел.

Но Актея также была у колыбели ребенка, поэтому Виницию пришлось долго ждать. Она пришла лишь в полдень, бледная и измученная; увидев Виниция, она побледнела еще больше.

– Актея! – воскликнул тот, схватив ее за руки и увлекая на середину атриума. – Скажи, где Лигия?

– Я хотела бы спросить об этом у тебя, – ответила она с упреком. Хотя он обещал себе расспросить ее обо всем спокойно, схватился за голову и с лицом, искаженным от боли и гнева, стал повторять:

– Ее нет! Ее схватили по дороге к моему дому! Ее нет!

Он опомнился и, приблизив свое лицо к лицу Актеи, стал говорить сквозь сжатые зубы:

– Актея… Если жизнь дорога тебе, если ты не хочешь стать причиной большого несчастья, которого даже не сумеешь представить себе, ответь мне чистую правду: не цезарь ли отбил ее?

– Цезарь вчера не выходил из дворца.

– Заклинаю тебя тенью матери и всеми богами, – не во дворце ли она?

– Клянусь тенью матери, Марк, нет ее во дворце и не цезарь похитил ее. Вчера заболела маленькая августа, и Нерон не отходил от колыбели.

Виниций вздохнул свободнее. Самое страшное перестало грозить ему.

– Значит, – сказал он, садясь на скамью и сжимая руки, – ее отбил Авл… Горе ему!

– Авл Плавтий был здесь утром. Не мог повидаться со мной, потому что я была при ребенке. Он расспрашивал о Лигии у Эпафродита и у других слуг цезаря, потом сказал, что придет позже повидаться со мной.

– Он хотел отвести от себя подозрение. Если бы не знал, что случилось с Лигией, он пришел бы искать ее ко мне в дом.

– Он оставил мне несколько слов на табличке, из которых ты можешь узнать следующее: ему было известно, что Лигия взята цезарем из его дома по твоему и Петрония желанию, он догадывался, что ее отошлют к тебе, и потому сегодня утром заходил в твой дом, где ему и рассказали, что случилось.

Она пошла в спальню и тотчас вернулась с письмом, оставленным ей Плавтием.

Виниций прочел и замолчал, Актея же, по-видимому, читала мысли на его мрачном лице, потому что сказала:

– Нет, Марк. Произошло то, чего хотела сама Лигия.

– Ты знала, что она хочет бежать? – завопил Виниций.

Она посмотрела на него своим туманным взором почти сурово:

– Я знала, что она не хочет быть твоей наложницей.

– А кем была ты всю свою жизнь?

– Я раньше была рабой.

Виниций не хотел считаться с этим: какое ему дело до того, кто она такая, раз цезарь подарил Лигию ему. Он отыщет ее под землей и сделает с ней все, что захочет. Да! Она будет его наложницей. Он велит сечь ее, если захочет. Когда она прискучит ему, он отдаст девушку последнему из своих рабов или пошлет вертеть жернов в Африку. Он будет искать ее и найдет лишь для того, чтобы смять, унизить, уничтожить.

Возбуждаясь все больше и больше, он наконец потерял всякую меру в своем гневе, и Актея поняла, что он сулит больше, чем сможет сделать, что говорят в нем боль и гнев. Над болью она готова была сжалиться, но его безумный гнев исчерпал наконец ее терпение, и она спросила, зачем он пришел.