– Да, – снимая с себя мокрую одежду, сказала Цукиёми. – У меня еще остались дела на Земле. Завтра я планирую посетить еще несколько очагов скверны и возвести там барьеры.

– Вам обязательно нужно сопровождение!

– Сама разберусь, – отмахнулась Цукиёми, накинув на плечи свежую сухую одежду.

– Но, госпожа Цукиёми!.. – напряженно глядя на нее, произнесла Курои. Однако услышала лишь твердое:

– Сегодня мне больше ничего не понадобится, так что не беспокойте меня до утра.

Все еще с тревогой глядя на богиню, девушка все же поклонилась и произнесла:

– Будет исполнено, госпожа Цукиёми.

Курои покинула залы купальни первой. Перед этим все же предприняв попытку уговорить Цукиёми позвать слуг, чтобы те помогли ей высушиться и одеться, на что получила лишь нетерпеливый взгляд и была вынуждена уйти.

Наконец закончив приводить себя в порядок, Цукиёми направилась в свою спальню. Обычно служители храма жили в комнатах по три-четыре человека, но Цукиёми как хозяйке, разумеется, принадлежала ее личная, самая просторная и дорого обставленная комната. Добравшись до нее, она бесшумно отворила дверь и, зайдя внутрь, легла на футон. Закрыла глаза. Место, на котором Хасухи видела следы скверны, до сих пор причиняло дискомфорт, но богиня старалась не обращать на это внимания. Чтобы отвлечься, она решила выйти на улицу и подышать свежим воздухом, но как только открыла глаза, не увидела перед собой привычной обстановки комнаты.

Сейчас Цукиёми находилась посреди огромного темного коридора, в котором не было ни намека на предполагаемое освещение. Почти вслепую, опираясь рукой на стену, она двинулась вперед. Богиня шла и шла, но коридор не кончался. Не было ни поворотов, ни дверей, ни окон. Она как будто двигалась по бесконечному тоннелю. Если бы не наличие стен и не скрип досок под ногами, можно было бы подумать, что со всех сторон ее окружает бесконечно пустое пространство.

Пройдя еще около двести пятидесяти шагов, Цукиёми что-то нащупала рядом с правой рукой – той самой, которой она не отрываясь вела по стене. Глаза уже более- менее привыкли к темноте, поэтому появилась возможность рассмотреть находку, по краям сделанную из дерева, в центре которой было что-то мягкое и шуршащее. Возможно, бумага или картон. Внезапно помещение озарилось яркой вспышкой света, хотя и не было ни намека, откуда этот свет мог бы исходить. Все вокруг мгновенно стало ярким и четким, что даже болели глаза. Проморгавшись, Цукиёми снова посмотрела на находку в своих руках и, как только поняла, что именно держит, ее дыхание оборвалось.

В рамке было изображение, написанное черной краской, на котором Идзанаги держал в руках маленький сверток. Глядя на него, он улыбался.

– Госпожа! Прошу, продержитесь еще немного! – взволнованно кричала женщина, пытаясь достучаться до Идзанами, которая лежала на кровати, едва оставаясь в сознании. Вокруг сновала целая толпа акушерок, постоянно проверяющих пульс роженицы и поминутно меняющих воду и полотенца. Однако Идзанами не замечала снующих людей и практически не слышала их криков. Ее сознание застилала боль. Казалось бы, пора было уже привыкнуть. Она проходила через это столько раз, что и сама сбилась со счета, но все было тщетно. Боль схваток в очередной раз пронзила ее тело так, что она содрогнулась. В голове промелькнула мысль, что было бы проще потерять сознание. Губы ее сами собой растянулись в кривой улыбке от подобной перспективы, когда перед ней уже, наверное, в сотый раз возникло лицо повитухи, кричащей:

– Тужьтесь!

Боль была адской. В какой-то момент женщина просто захотела исчезнуть, лишь бы больше никогда не проходить через это снова. Ей не удалось дальше проследить дорожку мрачных мыслей, так как раздался пронзительный плач ребенка. Идзанами попыталась сосредоточить взгляд на снующих вокруг людях, но у нее ничего не вышло. Все вокруг расплывалось, мир представал перед ее взором одним сплошным мутным пятном. Звенело в ушах.