А там за дверью был отец. Он стучал уже ногами и кричал, чтобы в глазок посмотрели, чтобы скорее открывали, что он специально приехал за нами, и что времени совсем нет даже на сборы. Чтобы я поверил, он зажигалкой подсвечивал – и я видел, что это он. Я дверь стал открывать, тут и Ирка прибежала – тоже дергала засов и снимала цепочку. В общем, открылись.

И действительно, времени не было совсем. Отец сказал, что машина стоит внизу, что все рухнуло, что вот-вот начнется, и надо хоть как-то успеть, хоть нас увезти.

– А как же мама? – спросила Ирка.

– Она приедет, как только сможет, – ответил отец.

Но я видел, что он все врет. Не приедет мама. Потому что она просто не успеет. Мне стало обидно, и я плакал тогда, как маленький. Но все равно прямо в тапках спускался вниз. И Ирка бежала впереди меня.

Мы очень долго ехали. Весь день, а потом еще всю ночь. Останавливались на пару минут – и снова вперед. Сначала по дорогам, а потом уже и без дорог. Отец говорил, что надо как можно дальше от любых городов уехать. Чтобы ни одного города поблизости. Тогда, говорил он, еще можно выжить. Но надо успеть, поэтому надо ехать и не останавливаться. Он включал свет в кабине, смотрел на карту, потом оглядывался назад – там было совсем черно и ничего не видно – и снова рулил куда-то в темноту среди деревьев и кустов.

Ну, вот сюда нас и привез.

Ночью-то мы не видели ничего. Отсыпались. А утром, то есть уже днем, я все рассмотрел. Стоял домик бревенчатый на поляне. Был лес вокруг. Даже совсем без тропинок. Был ручей в овраге. Был огород небольшой. Сарай за домом. Машина во дворе. То есть, это даже и не двор был, а как поляна в лесу. Вот и все. Потом уже к обеду отец проснулся, сказал, что поедет, попытается маму вывезти. И продуктов заодно подкупить. А вы, сказал, осваивайтесь здесь. Но далеко не уходите.

– И еще вот что, – сказал он.

Ушел в другую комнату, там лязгал железным, а потом принес два ружья. Одно большое – Ирке. И другое, поменьше – мне.

– Без оружия – никуда.

Мы книжки про такое читали. Он их сам и привозил. Там в книжках всегда после взрывов и разрухи и катастроф любых появлялись мародеры. И они были даже страшнее, чем настоящая война. Так что мы все понимали. Кивнули, ружья на плечо повесили и пошли осваиваться.

Вот тогда мы с Иркой и подружились по-настоящему. А что? Я вот совсем ничего не боялся. Везде готов был пролезть. Так мы и малину нашли на старой просеке. И грибов там было – завались. В домике была печка. А еще была плитка газовая, и в сарае пять баллонов лежали. То есть, выходит, отец заранее готовился. Это он был просто молодец.

Потом мы до вечера делали опись имущества. Это ведь самое главное. Это в каждой книге написано, что такую опись надо сделать. Потому что иначе не понять, что на самом деле есть, а чего нету. Что экономить надо и беречь, а что можно спокойно тратить.

А когда захотели есть, Ирка сама пожарили грибы. Хлеб мы не ели специально. Чтобы сохранить. У нас же муки, оказывается, совсем не было.

Ну, вот так, значит. А потом сидели до ночи в домике и ждали отца с мамой. В окна глядели. Разговаривали. Еще и это вот нас сдружило – мы разговаривали друг с другом. Впервые – как равные. Мне понравилось. И я Ирку даже залюбил. Я и так ее любил, потому что сестра, хоть и старшая. А теперь – еще больше.

Уже совсем в темноте рычал двигатель. Еле-еле доехал отец. Маму не привез. Весь был усталый и замученный – еще бы, два дня за рулем. Сказал, что – все. Что мы, наверное, последние были, кто успел из города выбраться.

Ирка плакала тогда. А я уже не плакал. Я раньше плакал. А теперь – нет.