В самом деле, ведьма.

Я сжимала зубы, не позволяя себе плакать. Этим ублюдкам моё страдание только в радость – так всегда говорил папа и его соратники. И раз уж я оказалась в их руках, то не причиню им такой радости.

И молить о пощаде я тоже не собиралась. Всё равно не пощадят, если сами не решат изменить приговор.

– А вы говорили, – усмехнулась я, когда тюремщик открывал последнюю дверь на пути к свободе, – что отсюда живыми не уходят.

– Пошла! – рявкнул на меня дракон и с такой силой толкнул, что я запнулась о порог и всё-таки упала прямо в пыль ночного города.

– Как низко, – проговорила я, с трудом садясь. Скованные за спиной руки не давали встать на ноги, а на языке налипла пыль. – Вот, значит, ваша благодарность.

Дракон, не говоря ни слова, схватил меня за шиворот и поднял на ноги, чуть придушив воротом платья. А потом так, продолжая удерживать, и потащил к фургону, запряженному двумя лошадьми. Затолкав меня внутрь и заперев, сам он сел на козлы и, ударив плетью, заставил коней потрусить по неровной дороге.

Лёжа на полу фургона, я свернулась калачикам и тихо засмеялась.

Главное – не плакать.

Вскоре тряска прекратилась, фургон замер. Толчок – это возница спрыгнул с козел. Шаги.

Я попыталась сесть, но со скованными, ослабевшими руками это было почти невозможно. К тому моменту, когда дверь распахнулась, я смогла лишь опереться на локоть и чуть приподнять корпус.

– Ну, что смотришь на меня, как лисица из капкана? – спросил он. На груди между отворотами чёрно-серебряного камзола виднелись свежие раны, стянутые тонкой розовой кожей. Я невольно вспомнила, как собственными руками обрабатывала их в конце весны.

– Надо было оставить тебя умирать, – сказала я, стараясь, чтобы слова эти звучали, как плевок. Потому что плюнуть по-настоящему я тогда едва ли смогла бы.

Дракон не ответил. Он залез в фургон и поставил меня на ноги, подхватив под локоть. Потом вдруг снял сковавшие мои руки наручи из жёсткой кожи, отбросил их в сторону, в глубину фургона, а сам вышел и скрылся из поля моего зрения.

Я озадаченно потёрла запястья. Было больно. Всё тело в синяках и ссадинах, но даже если бы амулет был со мной, я всё равно не смогла бы излечить саму себя.

Оставалось только терпеть.

Дракон был рядом. Я слышала, как он возился неподалёку, но по звукам не могла определить, чем он занят. Осторожно слезла с края фургона и огляделась. Мы остановились у большого, по меркам Мюррена, дома, в окнах которого не горел свет. Ночь уже сгустилась, и только луна на ясном небе освещала округу.

И ни души.

Дракон распрягал лошадей, снимал с них тяжёлые оглобли с дугами, а после повёл коней куда-то за угол дома. Я растерялась. Он вёл себя так, словно меня рядом не было вовсе. Наверное, я могла бы уйти, но не знала, куда. Даже если бы и убежала, и минула ограду, то вряд ли нашла бы путь домой. Впрочем, дома мне места не было. Мачеха выдала меня опальникам раз, выдала бы и второй.

Сердце сжалось от горя, но я тряхнула головой, не позволяя себе впасть в отчаяние, и, чтобы отвлечься, побежала за драконом, чтобы задать ему несколько вопросов, но по пути наступила на какую-то колючку и, взвыв, опустилась на траву.

В этот момент вернулся опальник. Он окинул меня бесстрастным взглядом и, больше не обращая внимания на свою добычу, поднял оглобли, чтобы потянуть фургон дальше по дороге. Я едва успела закрыть рот прежде, чем челюсть слишком откровенно опустилась вниз. Он тащил фургон так, будто тот почти ничего не весил. Один. А когда оттащил его в сторону, отряхнул руки и вернулся ко мне.

– Ну, – сказал он, склонившись надо мной. – И что здесь?