Пока мы ковыляли по пустынной центральной улице, Мирон вернулся к главной теме вечера.

– В общем, такие дела, – сказал Мирон, проглатывая окончания слов. – В субботу у неё свадьба, в Питере. Надо нам успеть добраться туда и всё сделать.

– Не понял, – я икнул и наморщил лоб. – Почему в Питере?

– Она выходит за какого-то бородатого программиста. Такого, знаешь, пухлого хипстера. Вот он из Питера.

– А как же фармацевт?

– А, тот… – Мирон устало махнул рукой. – Это уже перевёрнутая страница её биографии. Нас, рогатых, много.

Я попробовал свистнуть, но вместо этого издал неопределённый жалобный стон.

«Почему Мирон делает вид, что я уже согласился участвовать в этой авантюре?» – думал я и прислушивался к тому, как гулко ухало сердце.

В тесном баре без вывески, где помещалась лишь стойка и винтажный музыкальный автомат, мы опрокинули по бокалу виски, отчего фоновый шум в ушах стал ещё громче. Мирон вяло пытался справиться с ярко подсвеченной машиной, но поставить «хорошую песню» не получилось. Мы вышли из бара и вскоре забрели в тёмный тихий дворик, заставленный автомобилями, где уселись на скрипучую карусель на детской площадке. Это последнее, что я помню о том дне…

Разбудил меня звук приближающегося поезда. Привычным движением я накрыл голову подушкой, но это не помогло. Мне всё-таки пришлось подняться и отключить сигнал будильника. Неведомым образом я, помятый и отёкший, оказался в своей комнате. Мне было паршиво: мучила жажда, голова превратилась в ненужный и адски тяжёлый аксессуар, а во рту, похоже, кто-то сдох. На полу, возле торшера, валялась моя вчерашняя одежда, на ногах чернели зловонные носки. Похоже, не хватило сил их снять.

Родители о чём-то разговаривали на кухне. Судя по аппетитному запаху, мать сварила кофе и приготовила гренки. Я постарался незаметно прошмыгнуть в ванную, но столкнулся в коридоре с отцом. Он обжёг меня недобрым взглядом.

– Богемно живёшь, сынок, – вздохнул отец. – Алкаш тот, кто после пьянки не идёт на работу. Помнишь об этом? Давай собирайся.

Желания спросить о том, как вчера я оказался дома, не возникло.

Приняв холодный душ, я немного взбодрился, но вдруг меня кольнула неприятная мысль. Я не мог вспомнить, чем закончился вчерашний вечер и, самое главное, согласился ли я на сумасшедшую просьбу Мирона испортить свадьбу бывшей жены. Тревожное предчувствие поселилось в груди. На полу я нашёл почти разряжённый телефон и прочёл сообщение от Мирона: «Спасибо, что согласился. Позвони, как оформишь отпуск. Я уже купил билеты на поезд, выезжаем сегодня в час ночи».

Злобно чертыхнувшись, я стиснул зубы и продолжил собираться на работу.

Во фронт-офис, непосредственную работу с клиентами, меня не взяли, потому что прочли на моём некрасивом лице презрение к людям. «Ты просто создан для бэк-офиса!» – воскликнула довольная Елена Евгеньевна и подписала заявление о приёме. Я сразу заподозрил, что имелось в виду что-то неприятное. Она, восторженная и злорадная, походила на охотника, услышавшего, как сработал капкан. В хитроумную ловушку попалась конторская крыса – терпеливая, усидчивая, способная месяцами пялиться в электронные таблицы, шелестеть справками, аккуратно подписывать папки с документами и не сойти с ума. Или даже свихнуться, но безвредно для окружающих, как-то тихо, по-семейному. Ко всему прочему, крыса попалась ответственная, что можно считать неслыханной удачей. В общем, Елена Евгеньевна, управляющая филиалом, чувствовала, что дополнила команду важным игроком, упорядочив хаос в банке с помощью предсказуемой очкастой функции. И по привычке тихонечко посмеивалась и облизывала пухлые губы, как делала всякий раз, когда получалось немного обдурить жизнь.