Минут пятнадцать спустя мой непосредственный начальник подошел ко мне, одетый в джинсы и видавший виды пуховик.
“Это провал. Всех наших взяли, кроме тебя” – шепнул он мне на ухо, имитируя поцелуй и объятия от долгожданной встречи. Я молча кивнула и устало выдохнула. Внутри ворочались осколки разбитого сердца.
Глава 5
октябрь 2029 года
Противный писк будильника вырвал из сна. Сначала я ощутила вокруг себя отвратительно сбитый комок простыни, мокрой от пота, потом противную мерзкую дрожь, и лишь затем осознала источник звука.
Подсознание показало мне один из самых мерзких моментов прошлого. Прекрасно.
Собираясь, я непривычно долго разглядывала в зеркале свои черты. За время интенсивной работы я умудрилась безо всяких усилий сбросить накопленный годами вес и теперь подбородок и нижняя челюсть стали обретать свои изначальные черты. Ничего критичного, двадцать лет прошло с тех пор как тело перестало соответствовать моему бунтарскому духу, так что не стоит ожидать, что оно вернёт себе всё то, что было первоначально. Как минимум, это будет значительно постаревшая версия “со следами былой красоты” как пишут в романах. Я старательно подчеркнула синей подводкой все несовершенства век и, вновь увидев в зеркале весьма посредственную женщину, успокоилась.
***
17 ноября 2008 г
Начальник вывел меня из метро и провел по улице где-то с километр, перед тем как распрощаться. Всё это время мы вели непринуждённую беседу о погоде, культуре, кино и личных предпочтениях в еде.
На прощание он попросил не уезжать далеко.
Значит сегодня вызовут. А пока можно немного передохнуть..
Я зашла в первую боль менее удобную кофейню и провела там всё свободное время, обдумывая ситуацию. Никаких хороших выходов из положения на ум не приходило.
В записке, подкинутой Дамиром, было только одно криво нацарапанное слово: “Завтра”.
Оставалась надежда, что видеозапись не успеют достать, но и это спасало слабо. Факт наличия записки всё равно всплывет, а мне придется отвечать ещё и на вопрос о том, почему я о ней умолчала.
В офис на разбор полётов меня вызвали три часа спустя. Судя по всему, запись была, и смотрели её всеми имеющимися силами и очень оперативно.
– Что было в записке? – сразу бросился ко мне аналитик, едва я успела скинуть надоевший пуховик.
Глупо, я бы на их месте подождала, когда агент доложит сам.
– Завтра, – ответила я, положив мятый листок по центру стола для совещаний, – Я не думаю, что он имеет отношение к..
– Вы и не должны, – раздраженно прервал другой мужчина, постарше, – теперь думать будем мы, а вы просто предоставите информацию.
Я кивнула, никак не прокомментировав его хамство.
С учётом провала, такое отношение было ожидаемым. Эти товарищи даже удачными операциями бывали довольны крайне редко. Взаимное презрение и неприязнь между оперативниками и аналитиками была неизбежна.
Успев поработать и там, и там, я могла понять обе стороны. Аналитики могли загуглить каждое слово из записанного однажды диалога, прогнать каждый кадр видео в специальной программе или просмотреть его с десяток раз, прежде чем решить как действовать. Вернее, как следовало бы действовать оперативнику с его позиции в тот момент. Только вот момент уже безвозвратно упущен, и у оперативника не было ни кучи камер с разных точек зрения, ни пары часов, чтобы осмыслить все оттенки и нюансы движений и речи оппонентов и просто случайных прохожих. Только собственная наблюдательность, ограниченное поле зрения и весьма короткий промежуток времени на анализ того, что успел увидеть.
В итоге аналитики в глазах оперативников были оторванными от жизни теоретиками. а оперативники казались аналитикам неуклюжими медлительными болванами, не способными оценить ситуацию.