В помещении было жарко, не было электричества, и секретарша, единственная женщина в офисе, поставила перед нами воду со льдом (с местной фабрики льда). Картограф и я пили воду маленькими глотками, а Сергей и чиновники-кхмеры курили.

Чиновники решили, что справятся с поставленной задачей до конца дня, даже за такое короткое время.

– Да, очень хорошо, спасибо. Где нам пока побыть?

– Мы вас проводим в гостиницу.

Это был государственный отель. Людям, которые им занимались, почти ничего не платили, и они работали соответственно. Коридоры были такими же пыльными, как дорога, пол не подметали уже несколько месяцев, и уборка туалетов и душевых была отложена на неопределенное время. Тем не менее на кроватях под москитными сетками белели чистые простыни, и персонал был дружелюбным. Пыльный серо-бетонный цвет пола, стен и потолка являлся основным мотивом интерьеров; еще одной общей чертой был балкончик в каждой комнате.

Наши окна выходили на реку Тонлесап, у самого рынка. Широкая река казалась застывшей, вдоль берегов покачивались плоские рыболовецкие домики-лодки вьетнамцев. Эти ребята, на несколько месяцев приплывшие из Вьетнама, заявляли, что им нравится такая жизнь, а камбоджийцы предпочитали жить на суше.

Вечером, поторговавшись с местным рыбаком, мы организовали экскурсию вверх по реке на моторном каноэ. Ни у одного из плавучих домиков, покачивающихся у берегов, не было металлической крыши – только из листьев бамбука. Если б не изредка мелькавшие телеантенны, то можно было бы сказать, что это сцена из фильма Фрэнсиса Копполы “Апокалипсис сегодня”.

Наш лодочник доставил нас обратно еще до заката. Жара немного спала, и мы решили прогуляться вдоль реки. Я еще раз подметил, что только вьетнамцы жили на берегу у самой воды, но их дома торчали на высоких сваях на случай выхода реки из берегов в дождливый сезон. Голые по пояс босоногие дети вели себя так, будто они никогда раньше не видели иностранцев, и, возможно, так и было. Они толпились вокруг нас, кричали и смеялись. Бабушки орали на них, но дети не слушались.

Немного позже мы пересекли глубокий ручей по покосившемуся мосту без поручней. Середина моста раскачивалась, казалось, что следующий шаг будет последним. Местные, однако, спокойно шли по мосту в обоих направлениях. Перейдя на другую сторону, мы услышали выстрел из крупнокалиберной винтовки или из чего-то наподобие этого. Что произошло? Затем еще один выстрел и еще три. Люди, сохраняя спокойствие, пытались понять, где стреляли. Медленно они двинулись в сторону выстрелов, и медленно мы пошли за ними. Что могло случиться? Домашняя ссора? Ограбление? Нет, кто-то готовил обед, и в золе, по непонятным причинам, было пять пуль. Два милиционера услышали выстрелы и пришли провести расследование – два гражданских камбоджийца – в милицейских кепках, прочных рубашках, с автоматами. Поняв, что ничего не произошло, они разрешили мне запечатлеть их на фото. Один из них по привычке держал палец на курке.

Нам захотелось выпить пива в маленьком плавучем ресторанчике. Дружелюбные официантки-вьетнамки, познакомившись, пригласили нас опять их навестить этим же вечером. Две из них танцевали ча-ча-ча. Еще одна подошла поближе и посмотрела на меня с выражением полной пустоты во взгляде, означающей: “За десять долларов, милый, я твоя”. Она сама была милая, но в моей жизни уже было достаточно пустоты.

Мы вернулись в гостиницу. Сергей принял свой четвертый или пятый за сегодняшний день душ и познакомил нас с еще тремя постоялицами пустого отеля – работницами местного банка. Теоретически они должны были получать стандартную государственную зарплату в двадцать тысяч риелей (около тридцати долларов) ежемесячно, но, по их словам, им часто недоплачивали. Девушки уже год прожили в этой грязной гостинице, хотя вид их комнаты создавал впечатление, что они только что въехали и не имели времени распаковаться. У одной из них глаза были в красных прожилках и навыкате, и кожа желтоватая – результат многих лет недоедания. Она смеялась, как гиена, и меня это сводило с ума.