Под общий смех один из артиллеристов прочитал стишок:

Чувствуя себя посрамлённым на хронологической стезе, Мелиден – а вместе с ним и наиболее правоверные из артиллеристов – пытался зайти с более удобного бока.

– Отцы церкви учат, что мир – всего лишь наваждение и слабое отражение божественных идей несовершенными людскими чувствами. Потому надо отречься от уз плоти, еще при жизни освободить душу от всех земных наносов, и только тогда она сможет навсегда воспарить в горние выси, в преисполненный света мир изначальных идей. В противном случае душа останется в чистилище и будет перерождаться в новом бытие до окончательного освобождения, а при особо тяжких грехах будет низвергнута в нижние круги ада. Хотя в Мускарте верят, что чистилище – позднейшая выдумка уртадагетских попов, а загрязнённые земным, но не слишком грешные души бродят возле места погребения их прежнего тела, пока не вселятся в новое, необязательно людское (тут есть разные мнения). Впрочем, это неважно. Важно, что плоть – грешна и мир – узы, в этом сходятся все. Братство Святого Духа, как я слышал, доходит даже до того, что объявило весь мир и людскую плоть захваченными сатаной; на востоке тоже существуют такие взгляды. Как же это совместить с тарлагианками, радующимися на холмах уже в этой жизни? Разве плоть может быть безгрешна и рай следует создавать уже при этой жизни, возвращаясь к первозданности и отрицая земные власти?

– Не отрицая, но исправляя, – вмешался один из замковых стрелков, высокий и костистый, чьё худое лицо было иссечено мелкими шрамами. – Братство в духе означает не уничижение плоти, но освобождение от сатанинских уз и возврат к чистым радостям бытия, дарованным нам богом. Их опоганившие и есть подлинные поборники Лукавого и должны быть исторгнуты общиной верных, как плевелы из сада божьего.

– Уймись, Иллейс, не забывай, где находишься, – одёрнул его старший ингениатор.

Мелиден в неловкости устранился из разговора, грозящего выплеснуть потаённое. Меньше всего ему хотелось выглядеть епископским провокатором. Хотя он с большим сомнением относился к свободным толкователям Писания и поборникам святого духа, памятуя близко виденных им медвежских еретиков, но и его уверенность в ортодоксии была давно поколеблена. Зайдя в трясину и на богословском фланге, Мелиден обратился к вопросам более низменным.

– Поразительно, как старший священник святой Йонет не побоялся пойти против воли епископа Брабона. Это же может стоить ему прихода, а то и привести к церковному суду с тяжким обвинением в попустительстве ереси.

– Об этом лучше спрашивай свою пронырливую мастерицу на все руки, когда будешь ублажать её этой ночью, – захохотал мастер арбалетчиков, с привычной бесцеремонностью влезший в диспут подчинённых. – В постели богословие усваивается особенно хорошо. Сладкая оболочка для горько-кислой пилюли, иначе простец может изблевать, только облизнув. Как она выступала на подмостках, любо-дорого посмотреть. Распустил ты её вконец, даже странно при вашей-то суровой репутации.

– Пусть радуется, пока может и если ей так хочется, – Мелиден поспешил закончить принявший неприятный оборот разговор. – Ей пришлось перенести много тяжёлого в прошлом.

– С Норусом всё понятно, – вернулся к вопросу Даене примирительным тоном, – деньги Сведенов и поддержка прихожан для него важнее недовольства епископа. Тем более, и герцог стал косо смотреть на епископа из-за его чрезмерной лояльности Гетальке. Иными словами, отца Норуса есть кому защитить, это Брабон может лишиться кафедры, а то и головы, если будет слишком упорствовать в утверждении своей эфемерной власти. На западе сейчас творится непотребное, похоже, королю Дерифаду и геталькскому архиепископу скоро будет не до нас. Но об этом говорить преждевременно.