– Я медитировал.

– На полу? – Да еще и без рубашки, но, похоже, эта деталь смущает только меня, поэтому я опускаю замечание.

– Я заснул.

Он поворачивается, осматривая красную отметину, оставленную моим коленом. Я стараюсь не таращиться и почти преуспеваю в этом, пока в поле зрения не появляется стилизованная татуировка в виде черного тигра, которая обвивает его тело, спускаясь по боку от плеча и пересекая поясницу. У меня нет выбора, кроме как дать тату эстетическую оценку, которой она заслуживает, потому что тигр играет и перемещается при движении мускулов Джихуна, как живой. Это искусство, иначе не скажешь.

Впрочем, пора возвращаться к работе: надо бы узнать подробности о долбаных рок-звездах Алекса, а не пялиться на кузена Ханы. К тому же я не фанатка татуировок.

Я пробую согнуть руку в локте, и Джихун с беспокойством поворачивается ко мне.

– Ушиблась? – Он тянется ко мне, чтобы проверить мой локоть, когда я внезапно осознаю, что халат на мне распахнулся и из-под него выглядывает очень уж откровенная майка. Добавить к этому, что я сижу на корточках, а мои пижамные шорты… ну, они суперкороткие.

Он замирает, и мы смотрим друг на друга, кажется, целую вечность, пока не приходим в себя.

– Прости! – Его голос звучит почти как писк, когда он скрещивает руки на груди.

– Сама виновата! – Я запахиваю халат и вскакиваю на ноги. Что ж, свою дозу адреналина я уже получила и теперь могу обойтись без чашки кофе. Наклоняясь, чтобы подобрать оброненную одежду, я слежу за тем, чтобы шорты не слишком задирались на заднице. За спиной слышится какая-то возня: это Джихун спешно удаляется в свою комнату.

Я направляюсь в ванную, задаваясь вопросом, является ли ежедневная медитация на полу без рубашки одним из механизмов преодоления боли расставания, и размышляя о своем отношении к этому. Я щелкаю выключателем и с изумлением осматриваю столешницу. За одну ночь она превратилась в прилавок магазина «Сефора»[15].

На работе мне нужно выглядеть ухоженной, и мой стандартный набор косметики аккуратно сложен в ящике, подальше от чужих глаз. Джихуну же явно нравится обозревать свою коллекцию: его средства по уходу за кожей представлены в ослепительном многообразии. Я даже не узнаю большинство продуктов в броской упаковке, из-за чего сыворотки и кремы напоминают серьезные фармацевтические препараты. Длинные белые и серебристые цилиндры стоят группой рядом с гладкими черными тубами с различными масками. В основном это корейские бренды, но те, что с названиями на английском, были бы уместны на уроке химии. Гиалуроновая кислота. Пептиды. Ниацинамид.

Неудивительно, что он так хорош собой. Я смотрюсь в зеркало, отмечая мешки под глазами и веснушки, усеивающие лицо после многолетнего пребывания на солнце – все из-за того, что в 1990-х годах мои родители с презрением относились к любым средствам, блокирующим ультрафиолет. А это что? У меня что, растут волосы на подбородке?!

Уф, это всего лишь кошачья шерсть. Один из кризисов красоты преодолен, хотя у нас нет кошки, так что откуда взялась шерсть – другой вопрос. Холодный душ помогает мне прийти в себя, и, после того как отвечаю на несколько электронных писем от Алекса в промежутках между укладкой волос в привычный пучок и нанесением штукатурки на «рабочее» лицо, я готова явить себя корпоративному миру.

Джихун на кухне. При виде друг друга мы оба замираем. Теперь, когда мои надпочечники не накачивают тело гормонами страха, я могу лучше рассмотреть его и оценить.

Даже опухший от сна и перелетов, с подобием взъерошенного птичьего гнезда вместо прически, в безразмерном зеленом «худи» длиной до середины бедра, он нереально привлекателен. У него такие же монолидные глаза