– Вы понимаете, что с теми результатами, которыми могут похвастать лишь единицы из тех, кто сегодня иметь возможность услышать оглашение вердикта мандатной комиссии, а другие только мечтают. Ум в голове присутствует, но нет той силы духа, которая могла и разум направлять на благие дела. Сможете вы его укрепить до того уровня, чтобы служить, исполняя присягу, по воинским уставам, чётко, преданно, самоотверженно и мужественно, стать достойным защитником Родины, воином и офицером?

Как я понял, генерал пытался переубедить меня в честных признаниях, дав шанс, изменить что-то в своих первоначальных, возможно, поспешных доводах и, через паузу, не дожидаясь ответа продолжил:

– Вы не сможете учиться в одном строю и сидеть за одним столом с теми, кто никогда не забудет этот поступок, пятно от которого придётся смывать долго и старательно. Я хочу предложить вам начать ваше стремление к своей цели стать военным, но не в нашем училище, а в Ульяновском с таким же профилем. Вас там примут по нашему ходатайству. Как вам это предложение, устраивает?

Такого расклада вещей я вообще не ожидал, но в моем сознании уже сформировался устойчивое мнение, с присущим мне упорством, даже упрямством характера – я больше не хочу быть военным, пусть и не столь явно выраженных видов рода войск, применяемых в военное время летальное оружие, а скорее наоборот, во многом предотвращающее нападение врагов, защите мирного неба и обеспечение коммуникаций связи, в том числе и правительственной. Я много передумал и сейчас даже слова генерала для меня не были столь убедительны, хотя они отличались, справедливости ради хочу сказать, заботой обо мне больше, чем о чести и чистоте рядов курсантов в училище. Уверен, что он столько уже повидал таких пацанов из деревни, для которых даже то, что они проехали сотни километров, видели, как минимум два больших города, Ростов-на-Дону и Новочеркасск – это уже большое событие.

Действительно, мне за этот месяц, узнав многое из-того, что не было доступно из средств массовой информации, отражающих нашу действительность пафосно и многое замалчивая, я узнал даже то, что другие люди узнали только ещё через 15—20 лет, с приходом «эпохи гласности» в нашу повседневную жизнь, а не в жизнь с разговором в полголоса на кухне, с зашторенными окнами.

Не дождавшись ответа, председатель комиссии повторил вопрос:

– Уважаемый, время, – машинально показав пальцем на наручные часы, – за дверью с нетерпением ждут твои товарищи, с большой благодарностью и желанием занявшие бы твоё место, если…, – и не досказав, умолк, посчитав досказанность излишней.

Я тоже это прекрасно понял, не мог не понять:

– Нет, спасибо за предложение! Я не хочу ехать в Ульяновск и военным тоже не буду. Видимо, мне предписано, – машинально вскинув голову вверх и с удивлением понял, что я постепенно начинаю из атеиста превращаться, хоть пока ещё не в верующего, но с убеждениями, явно противоположными тех, которые нам все эти годы внушали в школе и обществе, продолжил, – найти себя на гражданке. Я люблю технику, люблю земля и свою глубинку, с её бескрайними просторами.

Возможно, я передал свою речь не дословно, кто может это сделать, по истечению почти 50 лет, но, по сути, правильно, а по убеждениям, которые мало изменились с тех пор, точно абсолютно.

Члены комиссии переглянулись, они явно ожидали другой ответ, да и, наверняка, другой на моём месте крепко бы ухватился за такую возможность. А я был в глубокой душевной прострации и, если бы меня сейчас приговорили и повели на расстрел, я бы безвольно, пошел без сопротивления и протеста. Видимо и до меня дошло, что я поступил так, как не следовало бы. Но, что сделано, то сделано, назад дороги нет, я её только-что отрубил своим ответом. Значит, такая моя судьба. Как не сопротивляйся и не юли, от неё не уйти.