Вечером на побережье устроили дискотеку под открытым небом. Гор был возбужден, обещал Але «бешеный драйв» и «выход в астрал». Она не смогла собраться с силами, и он пошел один.

На следующее утро ей в самом деле полегчало. Она повеселела, начала прихорашиваться. Гор взахлеб рассказывал о вчерашних танцах под звездами, потрясающем диджее и факирах, плюющихся огнем. Вдоль берега были расставлены примусы, на которых пожилые индуски готовили чай для измотанных восточной экзотикой иноземцев.

– Ты не представляешь, как все вокруг движется, мерцает, и каждый танцор похож на многорукого Шиву!

Аля сочла его восторг наигранным и снова упрекнула себя в придирчивости. У нее нет-нет, да и возникал вопрос: «Что он во мне нашел?»

– Почему я? – не выдержала она. – Здесь полно девушек и женщин на любой вкус. А нравы более чем свободные.

– Я люблю – тебя!

Ей страшно хотелось верить. Но предыдущий опыт…

Перед ней возникла картина мертвого тела, во рту которого черный от солнца садху разводил костер для обряда поклонения Шиве, и она содрогнулась от отвращения.

– Обязательно было тащиться туда, где сжигают трупы? Меня до сих пор трясет.

– Таковы традиции, – парировал Гор. – Необходимо соблюдать правила, особенно в первый раз. Чилом положено курить на кладбищах или в крематориях. Это никого не удивляет.

– Есть еще какие-то правила, о которых я не знаю?

– После того, как мы вместе выкурили чилом, у нас не должно быть тайн друг от друга.

Аля в широком платье из крашеного хлопка сидела в креслице у окна. Маленькую площадь перед отелем окружали пальмы, их тени падали на горячую землю. Небесная синева резала глаза. Шумел прибой, с пляжа доносилась музыка.

– Я скучаю по тишине…

– Вернемся в Москву, и у тебя будет тишины, хоть отбавляй. Ты ведь живешь одна?

– Запрещенный прием, – поморщилась Аля.

– Не обижайся. Одиночество не порок. Наоборот, способ обрести просветление.

– Я не стремлюсь к просветлению. Просто хочу быть счастливой.

– Ты много страдала?

Аля вздохнула и отвела глаза. Она потеряла всех, кого любила. У нее ничего не осталось, кроме воспоминаний.

– У меня не очень удачный брак, – признался Гор. – Мы с Тамарой живем под одной крышей, но в разных мирах. Они редко пересекаются.

– Можно развестись.

– Зачем? Я привык к жене, она – ко мне. Мы мирно сосуществуем.

– Ты спишь с ней?

– Конечно. Выполняю свой супружеский долг.

Аля прислушалась к себе. Екнуло ли сердце, вспыхнула ли жгучая ревность? Не екнуло, не вспыхнула. Выгорела ее душа дотла, притупились чувства. Один уголек все еще тлеет, но может ли от него возгореться пламя?

– У меня есть любовница, – добавил Гор. – Видишь, я ничего не скрываю от тебя.

– Значит, ты изменяешь жене не только со мной?

– Я бы не называл это изменой. Мы с Тамарой не давали друг другу клятв верности. Мы поженились, потому что тогда нам обоим этого хотелось.

– А теперь?

– Любая страсть рано или поздно остывает. Одни превращают это в драму, а другие продолжают жить и получать удовольствие.

– На стороне?

– Что здесь плохого? – искренне удивился он. – Когда я первый раз посетил Индию, у меня будто пелена с глаз упала. В Гоа я нашел полную свободу чувств. Вечером пары занимаются любовью в укромных местечках… а некоторые практически у всех на виду. Тут полно бонобонистов! Те вообще не заморачиваются по поводу секса: делают это как угодно, где угодно и с кем угодно.

– Боно… бонисты?

– Я тоже раньше о них не слышал. Прикольные чуваки! – в устах Гора молодежный сленг звучал так же естественно, как и философские сентенции. – Экстремалы! Они поклоняются обезьянкам бонобо, карликовым шимпанзе. Те водятся в Заире, откуда их развезли по свету. Зверушки устраивают такую «камасутру», закачаешься. Они постоянно заняты сексом – лесбийским, голубым, традиционным, извращенным, – во всяких позах и на любой вкус. У них не существует права собственности друг на друга. Поэтому обезьянки живут дружно, никогда не дерутся и не ссорятся. На это у них нет времени. Здесь у