Как и во многих других городах СССР, в Калуге тоже была площадь Ленина. У её подножия, с одной стороны, стояло железобетонное здание местного Горкома и неизменная скульптура бессмертного вождя пролетариата. Прямо сказать, не радующая глаз картина! Однако, на противоположной стороне площади, я вдруг увидел нечто оригинальное – то, что искренне поразило меня как прирождённого любителя архитектуры.

Гостиный двор (фото автора начала 2000-х годов)

– Перед нами Гостиный двор, – услышал я слова одного из студентов, который вызвался быть гидом на нашей экскурсии.

«Какая красота! – кажется, мысленно произнёс я. – Настоящая псевдоготика!»

Этот оригинальный архитектурный стиль глубоко полюбился мне вычурностью своих деталей ещё в Петербурге, при посещении капеллы в Петергофе, а затем уже в Москве, при осмотре костёла, находящегося где-то неподалёку от метро «Краснопресненская». Однако то были образцы типичного западного вкуса, воссозданные по специальному заказу в русских столицах. Здесь же, в Калуге, перед моими глазами открылось то, что, скорее, больше напоминало ту «ложную готику», которой иногда следовали в своих проектах выдающиеся московские зодчие – В. Баженов и М. Казаков. У меня в памяти сразу же всплыл образ Путевого дворца на Ленинградском шоссе, фигурный мост и павильоны в недостроенном парке-усадьбе «Царицыно». Внешне, это больше ассоциировалось с древнерусской архитектурой, частично дополненной элементами из западноевропейского «художественного арсенала».

Между тем, наш доморощенный гид всё более конкретизировал:

– Проект Гостиного двора в Калуге разработал в 1780-х годах московский зодчий Пётр Никитин. Столь необычный выбор архитектурных форм и мотивов был связан с весьма конкретным обстоятельством. Существует предание, что первый калужский наместник и фаворит русской императрицы Екатерины Великой Михаил Кречетников располагал некоторыми чертежами оригинального «царицынского» дворца в предместьях Москвы, который сооружал, но так и не сумел полностью осуществить прославленный мастер Василий Баженов. Наместник, якобы, однажды и передал эти графические листы Никитину, чтобы дать ему возможность ознакомиться с теми новшествами, которыми придворный зодчий хотел удивить царицу. Тот же, в свою очередь, глубоко проникся новыми архитектурными идеями и творчески «переработал» замысел В. Баженова, введя в свой будущий проект ряд элементов из древнерусского зодчества и «нарышкинского» барокко. Так, например, характерные столбы-кубышки, поддерживающие арки сводов в обходных галереях, можно рассматривать в качестве «реплики» на аналогичные декоративные мотивы в двух известных калужских постройках более ранней поры – палатах Коробова и храме Покрова «на Рву». Мы их ещё увидим сегодня. А вообще, этот архитектурный стиль можно определить как «псевдоготику». В России, насколько известно, не были распространены формы готической архитектуры. Этот стиль возник и успешно развивался в европейских странах, напрямую связанных с католицизмом. Здесь же речь может идти только о заимствовании отдельных приёмов или мотивов. У нас понятие «готики» долгое время трактовалось достаточно широко. В конце ХVIII столетия оно, по сути, включало в себя всё, что было так или иначе связано с допетровским зодчеством, эпохой Средневековья в целом. Поэтому и ассортимент форм, в определённом смысле, ничем не ограничивался. Зодчие могли достаточно свободно экспериментировать».

Далее наш докладчик позволил себе сделать небольшую паузу, дабы заглянуть в тетрадку с собственными записями. Вскоре он продолжил: