– Подождите! – мне стало интересно, – А вы все его носили?

– Нет! В моей школе в первом классе девочка была…

– А у меня в пятом парень такой…

– Тогда у нас всю семью выселили, это три года назад было…

– Я тут одна новенькая, что ли? Вы сколько лет уже в Калмкорпе?

Все снова заговорили и оказалось, что все тут минимум три года, а кто-то даже пошел в первый класс в школы вот в таких вот домах, но в других городах. Все видели новеньких в каждой школе, но нас таких всегда было мало, основной состав дома всегда формировался из тех, кто давно в теме.

В этом году новеньких тоже немного, в нашем «верхнем блоке» таких нет вообще, а где точно есть – в «среднем» или «нижнем», мои одноклассники уже сказать не могли.

Я уверена, что тот ночной художник из новеньких. Эти все привыкли, притерпелись. Даже Лев сидит и советует быть осторожнее, когда буду ходить по улице. Качает головой, про правила рассказывает.

А художником должен быть кто-то, кто, как я, шокирован происходящим. Кто еще верит, что можно все изменить.

Нужно срочно переводиться в классы выше. Еще же выходит, что Олег Петрович не в целом сумасшедший, других то он отправил куда положено. Значит, мы просто не сошлись характерами. И можно это исправить, и уговорить его изменить мнение.

Только вот не в этом жилете. Да и родители, если увидят его, точно за меня просить не станут. А на это я тоже надежду не теряла.

От родителей, кстати, это можно легко скрыть, если не встречаться с ними на ужине. Ходить в другое время, или вообще не ходить. Они на работе, ко мне в комнату, кажется, не заходят.

На обеде я пыталась придумать отговорку от ужина на каждый день недели, а еще как заранее это говорить родителям, телефонов-то у нас нет. А они перепугаются, станут искать, если не приду.

Я так нервничала, что даже не чувствовала вкуса еды, хотя сегодня нам приготовили суши. Даже раздали многоразовые палочки, естественно с логотипом. Интересно, есть тут хоть одна вещь, на которую не налепили чертова кальмара?). Я машинально макала куски розового лосося в соевый соус и глотала, почти не жуя.

Записки? Бросить им записку под дверь в комнате. Туда они точно зайдут, а в остальные могут и не зайти. На кухню, например.

Написать… Что занимаюсь, чтобы перевели. Что извиняюсь, исправляюсь. А потом, через неделю пойду валяться в ногах у Олега Петровича, а родителям скажу, что все благодаря успехам в учебе.

– У меня получится?

– Не знаю что именно, но уверен, что да!

– Не смейся! Я не специально вечно вслух все говорю!

Я расслабилась и развеселилась. Тут есть хоть какое-то творчество, друзья, даже загадочные парни, а жизнь и на моем низшем уровне не такая уж паршивая. Может быть, я смогу протянуть тут еще пару лет.

Больно!

Скользкий комок ударил по щеке. Наверное, останется синяк. Что это? Какая-то птица залетела в кафе?

На полу лежал небольшой кусок тунца.

Я стала озираться, пытаясь понять откуда он. Тут что, шоу, где повар подкидывает еду и ловит ее то лопаткой, то карманом, то тарелкой? Нет, тишина, все едят.

Лев побледнел. Осматривал большими глазами зал и начал бормотать, что нам лучше пойти на работу, раз уроков больше нет.

Я наклонилась к нему через стол и прошипела как можно тише:

– Ты видел кто это сделал? Что происходит?

– Потом объясню. На складе. Давай, пойдем уже. Там поедим.

– Ладно.

Я не могу ничего сделать, пока не узнаю. Вдруг это тоже какое-то правило, которое я могу нарушить. Пришлось торопливо протискиваться между столами, стараясь успеть за Львом. С его длинными ногами убегать из кафе было легко, а мне приходилось делать три шага на его один, да еще и жилет давил, мешая двигаться.