– Прости, хозяин лесной, что потревожили покой твой, – говорю и в пояс до самой земли кланяюсь.

А у самого коленки дрожат. А ну, как я ошибся, и он сейчас бросится, пока я его из виду выпустил. Но нет. Повезло. Угадал я. Разогнул я спину, а вместо медведя старик стоит. Тощий, словно высохший хворост, космы серо-зелёные беспорядочно с головы свисают, нос длинный как сучок, сам словно мхом весь оброс и босиком, а пальцы подобно корням дерева вниз загнуты. Только глаза, как только что у медведя, ясным разумом светятся. Такого не проведёшь, сквозь землю видит. Вот как на Ягу смотришь и понимаешь, что обманывать даже пытаться не стоит, так и тут – внутренняя сила чувствуется.

– Вежливым гостям завсегда рады, даже незваным, – ухмыльнулся старичок. Голос у него был скрипучий резкий. – Зачем пожаловали?

Я беспомощно оглянулся, поискал глазами кота. Тот уже спустился по стволу пониже, уселся на большую ветку и взирал на нас с высоты с невозмутимым видом. Подсказывать мне он, по всей видимости, не собирался.

– По делу мы к тебе, лесной хозяин, – говорю осторожно, а сам пытаюсь с мыслями собраться.

– Лешим зови, – скрипит он. – Все так зовут.

– Точнее с просьбой, дедушка леший, – осмелел я.

– Ишь ты! Дедушка! – хмыкнул он. Повернулся и двинулся вперёд, махнув мне рукой. – Пойдём. И ты слезай, безобразник. – Это он уже коту, не оборачиваясь.

Кот и в самом деле, дождавшись приглашения, слез с дерева и потрусил вслед за мной, стараясь не высовываться. Не слишком ладят они, выходит. А говорил: «хорошие отношения, делить нечего». Ох, соврал чёрный кот! Чёрная кошка меж ними пробежала? Это я пошутил так. Не вслух, разумеется. А то эти двое в долгу не останутся. У дедушки лешего шутки – не всякий выдержит. А если б я со страху окочурился? Такого мишку косолапого увидишь – мало не покажется, до сих пор ноги дрожат. А уж Баюн не хуже лешего шутник, по его характеру видно, к каким он шуткам склонность имеет. Видать на почве розыгрышей друг друга у них конфликт и вышел. Мне в него мешаться не следует.

Леший брёл впереди, покряхтывая и переваливаясь из стороны в сторону. Я покорно плёлся позади, не решаясь ни обогнать, ни заговорить, вдруг сочтёт невежливым. Надо беречь наладившийся контакт. Одно счастье – идти оказалось совсем недалеко. Дом лешего удивил меня больше избушки на курьих ножках. Там я ожидал чего-то подобного, сказка – ложь, да в ней намёк. А про избушку лешего ничего читать не приходилось. Леший жил внутри огромного пня. Уж не знаю, что за дерево могло оставить такого размера пенёк. Может, огромный дуб? Нет, судя по обхвату, это было что-то вроде баобаба или секвойи, если их, конечно, можно представить в обычном сосновом бору. В общем, заросший мхом и папоротником пень был размером никак не меньше избушки Яги. Леший открыл дверь из цельного огромного куска морщинистой коры и пригнувшись зашёл внутрь.

Я последовал за ним, при входе мне тоже пришлось пригнуться. Это у них мода такая? Притолоки дверные низкие делать? Чтобы каждый, кто входит, невольно хозяевам кланялся? Вот чёрному разбойнику кланяться не приходится – мелковат. Ишь, шествует важно, хвост трубой. Внутри жилище оказалось больше, чем снаружи, этим меня уже не удивишь – видывали. А в целом на аккуратную комнату Яги совсем не походило. Стол на большой колоде, столешница – неправильной формы срез ствола с годовыми кольцами. Стулья – просто выкорчеванные и слегка обработанные пеньки. Печки нет и в помине, да и куда её, углов-то у пня-избушки нету. Окон так же нет, но в комнате светло. По стенам мох, под потолком пучки трав, сушёных цветов, грибов. В двух словах описать: избушка лешего, по-другому не скажешь.