Будто в наказание или, наоборот, за какие-то особые заслуги, в северо-западном углу зоопарка, вдалеке ото всех, жили дальневосточная рысь и амурский леопард. Но в отличие от их усатых собратьев, с ними хотя бы получилось переглянуться.

На больших птицах, что были «расфасованы» по многочисленным клеткам, заострять внимание не буду. Они сопровождали нас всю дорогу и, как правило, сидели под потолками, высокомерно следив за гостями. Все, кроме сов. Те презрительно щурились.

Но крылатые обитали не только на свежем воздухе. В зоопарке имелось аж два крытых павильона, каждый из которых так и назывался – «Дом птиц». В первом (помельче) были представлены попугаи: размеров разных, но при этом одинаково пестрые – все они в коллективном единодушии мотали головами. В их птичью компанию по неведомой причине оказался определен и флегматичный симпатяга ленивец, который будто на личном примере хотел научить жизни в правильном ритме.

Второе помещение было двухэтажным и в большей степени являлось выставочным. Вход внутрь павильона «охраняли» совы, а пеликан, кажется, выполнял роль коменданта. Вольеры можно было сыскать разве что на верхнем уровне, где истошно чирикали маленькие цветные птички, не давая своим писком нам задержаться вблизи надолго. Львиная же доля этажа первого отводилась под экспозицию, посвященную птичьему яйцу, где мы, любопытные, и подзависли, сравнивая кладки разных представителей крылатых и стилистические особенности их гнезд.

Однако самое интересное находилось в середине зала – то были инкубаторы для искусственного вывода молодняка из яиц, где поддерживались необходимые температурные условия для благополучного их вылупления и роста. В одном из аппаратов пара шатавшихся желтых тушек уже беззаботно бегала, то и дело покачиваясь.

Самым же крупным павильоном зоопарка можно по праву считать «Тропический дом», с приматами в качестве главных действующих лиц. Человеческие предки (если верить старине Дарвину) в обезьяннике вели себя непосредственно: детеныши пытались растормошить старших, а те, в свою очередь, решали какие-то бытовые задачи (например, чесали задницы). Жилплощадь у обезьян была просторной: с высоченными потолками и ограждением из оргстекла во всю стену.

Пока все глазели на волосатого малыша, облокотившегося на стекло, мы с Сашей переводили взгляд с одного таракана на другого, которые кишмя кишели кругом. Причем не только со стороны клетки, но и со стороны восторженных зрителей. Такие знакомые, близкие, как в родной парадной: большие рыжие и маленькие черные с желтым пятнышком. Утянув голову в плечи, мы предпочли отойти от приматов подальше.

По другую сторону прохода отмокали крокодилы, черепахи и ящеры, а также спал улиткой скрученный питон. Ребята не двигались, лишь изредка мигая третьим веком.

На выходе, напротив лавки с сувенирной продукцией, стоял отделанный кафелем мини-бассейн, где по кругу носились рыбы. Для непослушных рук доступ к поверхности воды был легким – я дал «леща» большой бело-красной, и мы вышли.

За жизнью приматов можно было наблюдать и с улицы, ведь туда выходили панорамные окна их смежных комнат. За зеваками, в свою очередь, мог наблюдать каменный орангутан. Но у скульптур обычно не так просто со зрением, к тому же здоровячок сидел к «Тропическому дому» спиной – то, видимо, был очень мудрый зверь. «Орангутан», как и «Девочка с олененком», имели еще немецкое происхождение, но ими прусское наследие в зоопарке не ограничивалось. В этом же контексте можно упомянуть, например, и скульптуру «Борющиеся зубры», ранее простоявшую 20 лет на территории зверинца. Ныне она нашла себе пристанище недалеко от нашей гостиницы перед зданием Калининградского государственного технического университета – бывшего здания Верховного суда